Марианна никогда не умела лгать, так что сейчас это потребовало невероятного усилия. Ей показалось, что Аркадиус тотчас почует ложь. Однако его голос оставался ровным и спокойным, когда он заметил:
– Я не знал, что у него родня в провинции. Я считал, что у него есть только бабушка, прачка в Булони. В какую сторону он поехал?
– В сторону… Нанта, по-моему, – в отчаянии сказала Марианна, не находя ничего другого, кроме такой полуправды, и хоть в этом получив некоторое утешение.
Аркадиус, впрочем, прекратил расспросы, удовольствовавшись «Ах, очень хорошо…» с рассеянным видом, ясно говорившим, что он думал уже о чем-то другом. Дойдя до комнаты Марианны, он учтиво попрощался, пожелал доброй ночи и удалился в свои апартаменты, напевая песенку. Уже давно он не проявлял подобной веселости. Это свидетельствовало о его душевной раскрепощенности, и Марианна, войдя к себе, подумала, что он отныне твердо верит в невозможность для Франсиса вредить им.
Это принесло ей ощущение свободы, совершенно нового спокойствия, и ночью Марианна спала, как дитя, каковым она еще немного оставалась. Что может быть чудесней душевного покоя? И на протяжении трех дней и ночей Марианна всецело наслаждалась им, равно как и приятным ощущением победы над самой собой и над Франсисом.
У нее возникла одна мысль, которую она в эти безоблачные дни нежно лелеяла. Если Блэк Фиш тоже выиграет свою битву, если ему удастся стереть Франсиса с лица земли, аннуляции брака не потребуется. Тревожащей свадьбы – тоже. Она станет вдовой, свободной и, не страшась больше нападений Кранмера, сможет в поисках отца своему ребенку найти менее жестокий выход для ее любви.
Сто раз она готова была взять перо и бумагу, чтобы написать крестному. Но всякий раз ее останавливала невозможность этого. Куда написать? В Савон, где находится папа? Но письмо не дойдет. Оно неминуемо попадет в руки Фуше. Нет, взвесив все, лучше дождаться появления кардинала. Когда он узнает о происшедших переменах, возможно, именно он и предложит новое решение… Как хорошо было мечтать и строить планы, которые не были продиктованы в принудительном порядке.
А утром четвертого дня все это разбилось вдребезги. Удар был нанесен маленькой запиской, аккуратно сложенной и очень тщательно запечатанной, которую Агата принесла нежившейся в постели хозяйке. Чтение ее исторгло из груди молодой женщины крик ужаса и заставило опрометью вскочить. Едва набросив утренний пеньюар, босиком, она помчалась к Жоливалю, который мирно завтракал, читая утреннюю газету. Появление ураганом влетевшей Марианны, смертельно бледной и явно напуганной, заставило его так резко подняться, что стол, за которым он сидел, опрокинулся, в падении увлекая стоявшее на нем блюдо, разлетевшееся на тысячу кусков. Но эта катастрофа в миниатюре не привлекла внимания. Неспособная выговорить хоть слово, Марианна протянула ему записку, затем упала в кресло, сделав знак, чтобы он прочитал ее.
В нескольких торопливо набросанных словах Блэк Фиш сообщал своей юной подруге, что лорд Кранмер бежал из Венсенна, причем необъяснимым образом, что след его ведет в Булонь и, без сомнения, оттуда в Англию. Бретонец добавил, что он бросается преследовать его. «Пусть дьявол поможет ему, когда я поймаю его, – написал он вместо заключения, – или он, или я…»
Обладая большим самообладанием, чем Марианна, Аркадиус побледнел не меньше ее. Скомкав письмо, он со злобой бросил его в камин, затем подошел к готовой потерять сознание молодой женщине. Он слегка похлопал ее по щекам, схватил ее ледяные руки и стал растирать.
– Марианна! – в тревоге позвал он. – Марианна, успокойтесь! Откройте глаза! Посмотрите на меня!.. Марианна…
Она приоткрыла веки, явив своему другу два темных, полных ужаса озера.
– Он свободен… – невнятно забормотала она. – Они выпустили его… это чудовище! И теперь он больше не оставит меня! Он придет сюда, он захочет отомстить… он убьет меня… Он всех нас убьет!
Ее голос стал невыносимо пронзительным. Аркадиус никогда не видел Марианну жертвой такого ужасного страха. Ее, всегда такую смелую, всегда готовую встретиться лицом к лицу с опасностью! Эти несколько слов привели ее на грань безумия. Он понял, что вернуть ее нормальное состояние можно только резкостью, а еще лучше заставить ее почувствовать стыд за свой страх. Он выпрямился и выпустил ее руки.