Но это бы полбеды. Самое трудное — вернуть себе прежнее положение во дворце. Расставив ноги, скрестив на груди руки, готовый отразить вторжение целого воинства, у дверей в личные покои Эдуарда неподвижно застыл Роджер Бичем, новый камергер Эдуарда, сменивший Латимера. Заметив меня, он весь подтянулся. Я приехала сюда издалека, приехала быстро, а теперь этот наемник может не впустить меня к Эдуарду.
Вот сейчас я и выясню, сколь много власти у меня осталось. Наверное, совсем немного.
Бичем смотрел на меня как на тех надоедливых насекомых, которых никак не удается выжить даже из парадных комнат дворца.
— Вам нечего здесь делать! Закон запрещает вам находиться здесь! — Ни малейшего почтения, одно лишь откровенное неприятие — поведение Бичема подтверждало мои худшие опасения.
— Я желаю видеть короля, — ответила я как можно спокойнее.
— А я говорю, что вы сюда не войдете.
— Вы помешаете мне?
— Я не допущу этого, мадам!
— Мое удаление от двора отменено.
— И у вас есть доказательство?
Да, чего не было, того не было. Я спешила и даже не подумала, что документ может мне понадобиться. Хотя Бичем все равно не признал бы никакой бумаги, разве только прямое распоряжение короля с его подписью и печатью.
— Все постановления прежнего парламента признаны незаконными и недействительными, — спокойно сообщила я ему. — Так решил сам Гонт. — Несомненно, это имя имеет здесь достаточный вес.
— Мне об этом ничего не известно. — Решимость Бичема нимало не поколебалась.
Как мне хотелось, чтобы на его месте вновь оказался Латимер! И как этот монстр сумел избежать проведенной Гонтом чистки? Я показала на дверь, которую он заслонял собой.
— Пропустите. Король меня примет.
— Вас король не примет. — С этими словами Бичем вытащил из ножен меч.
Я не отступила ни на полшага.
— Если вы хотите остановить меня, вам придется пустить его в ход, сэр. — Я рукой отвела клинок в сторону. — На мне драгоценности королевы Филиппы. Я родила королю сыновей и дочерей. И вы не впускаете меня к нему?
Я изо всей силы застучала кулаком в дверь покоев Эдуарда.
Ответа не последовало. Как бы я ни пыталась убедить камергера, что король будет мне рад, сама я в этом отнюдь не была уверена. Снова громко постучала. Страх начал нарастать во мне, пока не сперло дыхание, а пальцы Бичема не сомкнулись на моем запястье — властно, жестко, неумолимо. Я забарабанила в дверь свободной рукой и громко позвала:
— Государь! Это Алиса! — Попыталась высвободиться из рук Бичема, но он держал меня цепко. Внезапно в глазах у меня потемнело. Меня изгонят отсюда. Обещание Гонта — всего лишь издевка…
— Ваше величество!.. — В моем голосе явственно звучал ужас.
Дверь отворилась.
— Что за шум и суета, Бичем? Мертвого можно поднять из могилы. Успокойтесь, дружище…
Тот отпустил мою руку.
Когда-то я могла входить к Эдуарду, прикасаться к нему, говорить с ним, и никто не мог мне помешать. Теперь я больше не имела на это права — если вспомнить слова, сказанные королем при расставании. Но сердце у меня сильно забилось, когда я увидела, что Эдуард держится на ногах самостоятельно, говорит безо всякого труда, четко и властно. В дверях стоял прежний Эдуард — монарх, царственный повелитель, пусть он и горбился, а щеки ввалились от старости. Не то чтобы он по-прежнему силен и крепок, но сил на то, чтобы стоять ровно, держась одной рукой за дверной косяк, ему хватало.
Я низко присела в реверансе.
— Милорд, я перед вами. — Выждала, пока выцветшие голубые глаза окинули взглядом мое лицо, и лишь после этого выпрямилась во весь рост. — Это Алиса. Я приехала к вам. Позвольте мне войти, побыть с вами.
Отвернется ли он, отвергнет ли меня? Мне показалась целой вечностью та минута, когда Эдуард всматривался в мое лицо. Наконец его глаза прояснились — узнал. Удивление в его взгляде мешалось с нескрываемой радостью.
— Алиса…
— Да, вот я здесь.
— Я спрашивал о тебе. А мне говорили, что тебе нельзя быть со мной… — Он вдруг протянул ко мне руки, и я вложила в них свои ладони.
— Теперь я здесь. Давайте войдем, — предложила я с вернувшейся уверенностью и шагнула через порог.
Глаза Эдуарда увлажнились, но он держал себя в руках, и память ему не изменяла. Как в былые дни, он поклонился и поднес мои пальцы к губам — сначала одну руку, потом и другую.
— Я скучал по тебе, — сказал он просто.
— Мне было невыносимо думать, что вам приходится оставаться в одиночестве.
— Тебя не пускали ко мне…
— Это не я так решила. Но ваш сын меня выручил. И теперь я могу быть здесь, с вами.
— Так входи же… Поговорим.