Фаворитка короля

Они и это пропустили мимо ушей. Меня намыливали, ополаскивали, потом вытерли досуха мягким полотенцем, и в конце концов я просто закрыла глаза, не мешая им сплетничать вволю и облачать меня в выданные мне одежды. Да такие наряды! Ощутив кожей их легкое прикосновение, я была вынуждена открыть глаза. Такого я никогда еще не видела, разве что в сундуках графини Джоанны. Нижняя рубаха из тонкого полотна, нимало не стеснявшего движений. Платье, плотно облегавшее бедра, ярко-синим цветом напомнило мне плащ Пресвятой Девы. Оно называлось котарди^[23], как мне объяснили, потому что сама я не знала, как называются такие красивые вещи. Поверх набросили сюрко^[24], слишком пышное на мой взгляд, отделанное серым мехом и с покрытым эмалью поясом. Шилось все это, конечно, на кого-то другого, ткань на подоле и манжетах немного протерлась, да разве это беда? У меня теперь были роскошные женские наряды, о каких я и мечтать не смела. Такие сверкающие, такие мягкие, их ткань просто скользила между пальцами! Шелк, узорчатый дамаст, тонкая шерстяная пряжа… Впервые в жизни на мне была цветная одежда^[25], настолько замечательная, что буквально ослепляла меня. Я чувствовала себя драгоценным самоцветом, отполированным до невероятного блеска.

Конечно, они причитали над моими волосами.

Слишком жесткие. Слишком темные. Слишком короткие, чтобы заплести в косы. Да вообще слишком короткие!

— Лучше такие, чем те, остриженные до самого затылка, что были у меня, когда я стала послушницей! — язвительно ответила им я.

Они затолкали волосы под золотую сеточку, а сверху набросили покрывало из какой-то воздушной ткани, которая красиво развевалась, стоило мне пошевелиться, и скрепили все повязкой-валиком, словно пряча последние следы моей прежней жизни. Никакого апостольника. Я дала себе зарок никогда больше не носить апостольник.

— Теперь надень вот это… — Я натянула тонкие чулки с подвязками. Ноги мне обули в мягкие туфельки.

Я оглядела себя, затаив дыхание, чтобы все это великолепие вдруг с меня не свалилось. Ноги ощущали тяжелую ткань пышных юбок, издававших тихое шуршание, когда я неуверенно шагала по комнате. Ребра сдавливал туго зашнурованный корсаж, глубокий вырез приоткрывал не очень-то заметные груди. Я чувствовала себя совсем не в своей тарелке, будто меня нарядили для участия в представлении, какое я однажды видела на Крещение в аббатстве.

Это горничные у королевы наряжаются в такие роскошные одежды?

Я брыкалась, пытаясь откинуть назад мешавшие юбки и наслаждаясь тем, что одета по моде (пусть я ее и не освоила еще), когда распахнулась дверь и вошла Изабелла. Обе служанки присели в реверансе до самого пола. Я последовала их примеру, показав недюжинное умение обращаться с тяжелыми складками дорогой ткани, но прежде успела заметить, как принцесса недовольно поджала губы. Изабелла, по чьей милости я прозябала на поварне, не спеша обошла вокруг меня.

— Неплохо, — оценила она, и я зарделась. — Взгляни сама. — И протянула мне маленькое зеркальце, висевшее у пояса на цепочке.

Ой, только не это! Я вспомнила тот предыдущий раз, когда смотрелась в зеркало, и спрятала руки за спину, как нашкодивший ребенок.

— Нет-нет! Не стану!

— Отчего же? — спросила она с издевательской усмешкой.

— Боюсь, мне не понравится то, что я увижу, — ответила я, упрямо не опуская глаз под взглядом принцессы.

— Ну что ж, это правда. Ничего другого ты сделать не в силах, так что поступаешь, должно быть, вполне разумно, — проворковала Изабелла, но сочувствие в ее голосе смешивалось с презрением.

Она властно взмахнула рукой, и в напряженном молчании я проследовала за нею по коридорам в светлицу, где сидела со своими дамами Филиппа.

— Что же, Maman, вы ее вымыли и нарядили. Насколько это вообще возможно…

— Ты лишена милосердия, Изабелла. — Ответ королевы прозвучал неожиданно сурово.

— И что нам теперь с ней делать? — спросила Изабелла, которую нелегко было смутить.

— То, что я и собиралась сделать с самого начала, пока не вмешалась ты. Она станет одной из моих фрейлин.

Фрейлиной королевы? Изабелла в изумлении подняла брови. Кажется, я тоже. Потрясение был таким сильным, что я даже не задумалась над тем, как это может быть истолковано.

— Но вам совершенно не нужна она! — воскликнула Изабелла, не в силах поверить в серьезность намерений матери. — У вас их и так уже добрая дюжина…

— Да? — Улыбка — на мой взгляд, весьма грустная — тронула губы королевы. — Возможно, как раз она мне и нужна.

— Так выберите благородную девушку. Богом клянусь, у нас хватает дворянок…

— Я лучше знаю, что мне нужно, Изабелла. — Королева жестом отпустила дочь, а мне протянула четки.

— Миледи…

Я не могла найти слов. Пальцы сомкнулись на драгоценных жемчужинах. В одно мгновение, одним четким распоряжением и одним-единственным жестом королева отринула враждебность дочери к выскочкам из низов общества, а мою жизнь перевернула совершенно.

— Вы об этом пожалеете! И тогда не говорите, что я вас не предостерегала. — Изабелла оставила последнее слово за собой. Ей было совершенно наплевать на то, что я тоже ее слышу.