Мне еще не поздно было отступить — так бы я и сделала, коль знала бы, к чему все это приведет. Но видя перед собой такое неприкрытое горе, сама хорошо зная, как ужасно ощущение полной беспомощности (например, когда Эдуард смотрит сквозь меня, совсем не замечая моего присутствия), я не могла отступать. В руках у меня была небольшая шкатулка, изящная вещица из сандалового дерева, инкрустированная слоновой костью, снабженная металлическими петлями, хитроумным замком и ключиком к нему. Шкатулка сама по себе была дорогим подарком, но для принца ее содержимое представляло куда большую ценность. По зрелом размышлении я принесла Джоанне единственный дар, который, как я полагала, она может принять. Ясно же, что ничего иного принцесса из моих рук не возьмет. Я поставила шкатулку на ящичек, где в беспорядке были свалены клубки шелковых ниток для вышивания.
— Это что такое?
— Подарок.
— У меня хватает шкатулок. И подороже, чем эта. — Джоанна и не взглянула на нее, сердито тыча иглой в свою вышивку — не то вставку на кошель для денег, не то фрагмент алтарного покрова.
Я усомнилась в том, что у нее есть более дорогие, — в конце концов, это был подарок самого короля, — но спорить не стала.
— Здесь все дело в содержимом, — терпеливо объяснила я. Монахини в аббатстве умилились бы моему смирению. — Здесь порошки и капли, которые принесут принцу облегчение…
— А эти порошки и капли действительно могут помочь? — Джоанна перестала наконец орудовать иголкой.
— Они принесли утешение королю, когда он скорбел после смерти Филиппы. И самой Филиппе они помогали.
Джоанна отложила свое шитье, и я увидела, как ее пальцы легли на крышку, по форме похожую на небольшой купол. Конечно, от такого приношения отказаться невозможно. Она откинула крышку и окинула взглядом аккуратные пакетики с травами и стеклянные пузырьки с густыми жидкостями.
— Все получено из самых обычных растений, — продолжала объяснять я. — Этому искусству меня научили в монастыре. Вот листья лугового сердечника, они возвращают больным аппетит и способствуют пищеварению. Настойка примулы успокаивает мысли и приносит освежающий сон. Кора белой ивы хорошо помогает, когда человека мучат невыносимые боли. Я здесь написала, что нужно принимать и в каких случаях. — Указала рукой на прижатый крышкой свиток пергамента. — Вы сами или же камердинер принца можете изготавливать из отдельных зелий смеси — как их составлять, я тоже написала. Нисколько не сомневаюсь, что результаты такого лечения обрадуют принца.
Джоанна не сводила глаз со шкатулки, с разложенных там в идеальном порядке пакетиков, с рядов пузырьков. Она изо всех сил закусила губу.
— Я могу сказать только самое лучшее о том, как сильно помогают эти лекарства, — добавила я, поскольку Джоанна по-прежнему ничего не говорила. — Здесь есть еще очищенные от косточек ягоды собачьей розы — они останавливают кровотечение и не дают телу терять другие нужные жидкости.
Мы все слышали об удивительных проявлениях болезни принца, который страдал частыми и неудержимыми кровотечениями и истечениями семени.
Джоанна пошевелилась. Так, как будто я бросила ей в открытую ладонь пучок крапивы, она резко дернула рукой и сбросила шкатулку на пол. Она упала со звоном — петли вылетели из гнезд, стеклянные пузырьки разбились, из них потекли жидкости. Мелкий порошок, в который я истолкла травы, взвился в воздух и причудливыми узорами изукрасил пол. Жалобно вскрикнул испуганный Ричард, потом проворно бросился вперед, горя желанием узнать, что случилось. Мать схватила его за одежду и подтащила к себе.
— Не прикасайся к этим дьявольским зельям!
— Право же, это вовсе не… — попыталась было возразить я.
— Это варево сатаны! А ты — служанка его!
Ее слова поразили меня в самое сердце, по спине будто пробежала холодная струя, а тем временем мы обе смотрели на усеявшие пол осколки и пыль — Джоанна так и не встала со стула, а я застыла от намека, крывшегося в ее словах. Потом Джоанна подняла на меня взор, щелкнула пальцами, и из дальнего угла комнаты к нам подошла служанка.
— Убери это прочь. Сожги. И шкатулку тоже. Я желаю, чтобы ни единого следа не осталось у меня на полу. — Служанка тупо таращилась на разбросанные по полу осколки, и Джоанна прикрикнула на нее: — Ну, живее! — Крик ее перешел в шипение, какое издает сталь, вонзаясь в тело врага.
Пока женщина возилась с уборкой, Джоанна встала со стула, схватила меня за руку и наклонилась ко мне, едва не прижимаясь губами к моему уху.
— Ты что же, думала, что я настолько глупа?
Я все еще не могла прийти в себя после того, как она столь беспардонно разделалась с даром, который не мог принести ничего, кроме пользы.
— Я думала, вы сможете принять то, что я принесла для облегчения страданий вашего супруга, — ответила я, наблюдая за ее лицом, выражавшим злобу пополам со страхом.