Фаворитка короля

— У меня и в мыслях не было скрывать правду. Думаю, признают. Спикер сейчас напоминает гончую, которую науськали на добычу. — Я невольно попятилась. Пресвятая Дева, епископ и впрямь говорит то, что думает! — Самоуверенность де Ла Мара взлетела до небес после того, как он сумел заполучить Латимера и Лайонса. Всякий раз, когда я с ним встречаюсь, мне трудно не заметить в нем грех непомерной гордыни. Чтоб его черт побрал!

— Боже, сколько выражений, не подобающих духовному лицу! — слабо улыбнулась я. — И каково же будет наказание, если они докажут свое? Смерть?

— Вряд ли, — ответил Уикхем после некоторого раздумья. — Скорее всего покаяние и строгий пост: вы же никого не убили. В худшем случае — заточение.

— Тогда я буду готовиться к худшему, — сказала я, совсем не чувствуя на лице капель начавшегося дождя. — Не думаю, что де Ла Мар удовлетворится тем, что я несколько раз не пообедаю и прочту «Отче наш». — Мысль о заточении в темнице меня весьма пугала, и я пока изгнала ее из своих мыслей. — Что же мне делать, Уикхем?

— Вы можете найти убежище в Палленсвике.

Мне стало не по себе от того, что он этим подразумевал: попытка защититься от обвинений — не более чем пустая трата сил и времени. Но бежать?

— Нет, — ответила я не раздумывая. — Не могу. Вы же видели короля. Я нужна ему.

— Тогда оставайтесь здесь и ничего не предпринимайте. Ждите, вот и все. Быть может, спикер откажется от своего намерения…

— …если найдет против меня еще худшие обвинения, — закончила я фразу, которую он не решался договорить.

— А в чем дело? — впился в меня взглядом Уикхем. — Что вы еще натворили?

Я молча покачала головой и устремила взор вдаль, за деревья сада, которые теперь раскачивались под порывами ветра. Была одна тайна, и я молилась, чтобы она осталась сокрытой от глаз людских еще хоть немного. Иначе она принесет Эдуарду слишком много горя.

А если она все же откроется?

Вернувшись в свою комнату, чтобы сменить перепачканные юбки, я швырнула в стену красивый кувшинчик и тут же пожалела: никакого облегчения это мне не принесло, а служанке пришлось убирать последствия моего дурного настроения.

После отъезда Уикхема я вернулась к Эдуарду, в большую палату его личных покоев. Парадные облачения из золотой парчи с него сняли и аккуратно сложили, и на короле была сейчас домашняя одежда — ярко-алая, отороченная мехом, странно не соответствовавшая той высохшей фигуре, которую она облекала. Устроившись перед камином (он все время мерз, даже в самые теплые дни), он спал в высоком кресле, уронив голову на грудь; рядом на столике стояла кружка эля. Неподалеку застыл камердинер короля Джон Беверли — на случай, если его господин проснется и потребует чего-нибудь. Я жестом разрешила ему уйти, а сама опустилась на табурет у ног Эдуарда — так я любила сидеть, когда он был в расцвете сил, а я была совсем молоденькой. Однако мысли мои сейчас полнились отнюдь не воспоминаниями о прошедших днях. Я прислонилась головой к креслу, а в ушах все звучали предостережения Уикхема. Он не считал, что меня ждет особо строгая кара, но сама я была настроена не столь радужно. Мне казалось, что за мной уже захлопнулись прочные двери темницы.

Эдуард зашевелился, я подняла глаза, радуясь тому, что можно отвлечься от мрачных мыслей. Он медленно разомкнул веки, потом его взгляд упал на меня, стал осмысленным и сосредоточенным. Глаза были такими ясными и внимательными, что у меня сердце затрепетало от радости.

— Приветствую вас, Эдуард.

— Здравствуй, Алиса. — Даже голос у него звучал уверенно и громко. Король все еще не потерял способности удивлять меня. — Милая девочка, я скучал по тебе.

— Я была здесь, с вами рядом, пока вы спали. А до того вы принимали достойных лондонцев.

— Не помню, — вздохнул он. — Дай мне кружечку эля.

Я потянулась за забытой им кружкой, стоявшей рядом, и вложила ее в руку Эдуарда. Порой в нем ощущалось королевское достоинство. Он отхлебнул эля, вернул мне кружку.

— Ты мне споешь?

Сколько он всего позабыл!

— Я бы охотно, да только вам это не доставит удовольствия! Говорят, что мой голос напоминает скрип плохо смазанных дверных петель. — Я улыбнулась, припомнив, что Изабелла выражалась на этот счет гораздо резче, и увидела искорки ответной улыбки в глазах Эдуарда. — Но вот стихи, которые я нашла недавно, — они мне понравились, потому что рассказывают о давней любви, как у нас с вами… — Я оперлась на его кресло, поправила юбки и вытащила из кошеля на поясе маленькую книжечку. — Это стихи о зимних морозах и о том, как согревает человека неугасимая любовь. Вам они тоже понравятся. — И стала читать медленно, негромко, выговаривая каждое слово четко, чтобы Эдуард мог сразу понять смысл.

Пожухли листья, лето отошло.
Былая зелень наземь опадает,
Лучами солнце нас не согревает,
Лишь года круг неспешно замыкает.