Фаворитка короля

Да потому… потому что… Я смотрела, как падают искры на покрытый пылью пол. Потому что за безжалостным и честолюбивым характером Виндзора скрывалась редкостная порядочность, к тому же он всерьез полюбил меня. Но Уикхему я этого говорить не стану.

— Я вышла замуж, потому что он попросил моей руки.

— Алиса!

Я отбросила легкомысленный тон.

— Перестаньте читать мне нотации, Уикхем! Уж кто бы говорил. Мне нужно обеспечить свое будущее. Я вышла из низов, туда и вернусь, если сама о себе не позабочусь. Не желаю, чтобы мои дочери влачили жалкое существование или жили на чужие подачки, как я сама когда-то.

— Ну, вы-то наверняка приобрели уже достаточно для того, чтобы им хватило на кусок хлеба!

— Возможно, мне нужен мужчина, который станет меня защищать!

— Да, но выходить за него замуж?

— Он сделал мне предложение, когда никто другой и не подумал сделать. И это не прелюбодеяние в буквальном смысле: мы с королем давно уже не имеем плотской близости. — Мой собеседник покраснел до корней волос — это в нем проснулся священник. — Не будьте ханжой, Уикхем. Неужели вас удивляет, что король уже слишком постарел?

— Но король признал прижитых от вас детей. Им не придется терпеть лишения.

— Да, он распорядился выделить им содержание. Но позволит ли принцесса Джоанна и дальше выделять это содержание, когда королем станет ее сын? — Подспудно я всегда этого боялась, и теперь этот страх быстро напомнил о себе. — Я не могу так рисковать. Если брак с Виндзором способен обеспечить приличное приданое для моих дочерей[94], я не стану в этом раскаиваться.

— А что скажет на это Эдуард? — Этот вопрос, как и рассчитывал Уикхем, заставил меня умолкнуть.

— Его это, разумеется, очень обидит, — ответила я после длительной паузы.

— Вы обязаны рассказать ему все. Если только уже не рассказали другие.

— Я молю Бога, чтобы этого не случилось.

Уикхем ушел, оставив меня одну в огромном и пустом Большом зале, и тогда я подумала о единственной вещи, которой не сказала ему. Я вышла замуж за Виндзора (имя которого так ни разу и не прозвучало в нашей беседе) потому, что любила его. Насколько слабой делала меня эта любовь?

Эдуард все уже знал. Боже, как быстро разносятся сплетни! При дворе никогда не было недостатка в злых языках, а разум Эдуарда в те дни был достаточно ясным.

— Ты меня предала, Алиса. Предала мою любовь к тебе.

Он не переставая потирал руки, оставляя на них глубокие царапины. Сознавая свою вину, я опустилась на колени, надеясь, что он перестанет терзать себя, но Эдуард слишком разволновался. Он отвернулся от меня так, как никогда еще не отворачивался.

— Я не желаю тебя здесь больше видеть.

Это я заслужила. Внутри меня все закоченело.

Сжалилась ли надо мной Палата общин? Ничего подобного, Бог тому свидетель! Пылая мстительной радостью, они приказали мне явиться к ним в Расписную палату Вестминстерского дворца. Я подчинилась — а что мне оставалось делать? Не видела никого и ничего, кроме сияющей от скрытого торжества постной физиономии де Ла Мара, пока зачитывали приговор, осуждающий меня за то, что я довела короля Англии до прелюбодеяния. В те минуты я уже была готова к худшему. Сидела на низкой скамье, куда меня посадили, сцепив руки, и радовалась тому, что хотя бы сидеть позволили.

Сидела прямо, исполнившись решимости выслушать приговор с достоинством. Перед де Ла Маром я ни за что не склоню головы. Какое бы наказание они мне ни определили, все равно хуже того, что Эдуард отверг меня, ничего не будет.

Так и ничего?

Ой нет! Оказалось, может быть гораздо хуже. Растворились двери, ведущие в великолепную Расписную палату, и на пороге возник Эдуард, которого привели в парламент, дабы ответить за мой и свой грех. Он обвел многолюдное собрание взглядом, и я увидела в его глазах растерянность и страх. Я вскочила на ноги и, кажется, потянулась к нему, чувствуя свою вину, но он на меня даже не взглянул, сосредоточившись на том, чтобы занять место на троне. Медленно, шаг за шагом, дотащился до возвышения, сел, потом выпрямился и посмотрел на обвинителей. Я же мысленно молилась о том, чтобы они направили стрелы своего мщения на меня, а не на Эдуарда, который того не заслужил. Мне очень хотелось, чтобы он взглянул на меня. О чем бы меня ни стали спрашивать, его я не предам — вдобавок к тому, что уже сделала. Не скажу и не сделаю ничего такого, что подвергло бы его новым унижениям. Разве не ужасно само по себе уже то, что он вынужден находиться здесь?

— Мы горды оказанной нам честью, государь, — поклонился де Ла Мар.

Он обращался к королю, и я снова опустилась на свое место, ожидая, когда он нанесет удар.

— Ваше величество! Мы крайне озабочены тем, что мистрис Перрерс вела себя по отношению к вам неискренно сверх всякого вероятия.

Как гладко он говорил! Как был ужасающе почтителен, готовясь вонзить в сердце ничего не подозревающего Эдуарда словесный кинжал! Эдуард, сцепив руки, только моргал.

— Как мы полагаем, она допустила, чтобы душе вашего величества стала угрожать смертельная опасность.