Фаворитка короля

Казалось, все это происходит где-то далеко: оседающая туча пыли; воины, которые опускают еще не поставленные на место и теперь позабытые в суматохе детали механизма; Томас, который смотрит на меня с испугом и в то же время с каким-то кровожадным удовольствием. Сама же я не отрывала глаз от встревоженного лица короля.

— Эдуард, — вымолвила я, попирая все правила этикета.

— Вам теперь уже ничто не грозит. — Он взял меня за обе руки и поднес их к своим губам. Я сразу пришла в себя.

— Я не ушиблась, — заявила я твердо.

— Приведи моего лекаря! — не обращая внимания на мои слова, приказал Эдуард сыну, и Томас умчался со всех ног.

— Но я совершенно здорова! — повторила я.

— Мне решать, здоровы вы или нет, — оборвал меня Эдуард, потом повернулся к часовых дел мастеру, который не переставал причитать и заламывать руки. — Осмотрите механизм. Это не ваша вина, дружище! А я займусь мистрис Алисой.

Никогда еще я не ощущала так остро его силу, не любовалась так его соколиным лицом с гордо раздутыми ноздрями, пусть и читался на этом лице нескрываемый страх.

— Стоять сможете? — лаконично спросил он.

— Смогу.

Он бережно поднял меня на ноги. К своему удивлению, я покачнулась и была вынуждена (не нарочно!) ухватиться за его руку. Голова слишком сильно закружилась. Эдуард, не раздумывая долго, поднял меня на руки и унес подальше от этого нагромождения обрывков и обломков.

Впервые за свою короткую жизнь я оказалась в объятиях мужчины. Меня захлестнул поток ощущений, которые я себе представляла, но которых еще ни разу не испытывала. Я чувствовала жар его тела, слышала ровное биение его сердца, видела вблизи кожу, покрытую загаром и обветренную, ощущала уверенную силу рук, крепко прижимавших меня к его груди. Еще я чувствовала едкие запахи пота и пыли, вспоминала его страх, когда моя жизнь оказалась в опасности. От запоздалого испуга у меня пересохло в глотке, а ладони стали скользкими. Кажется, каждая клеточка на коже задвигалась, засияла в ярких лучах солнца, пробивающихся через застекленные и украшенные витражами окна. Я словно загорелась, я вся пылала, а сердце гулко билось, грозя прорвать кружева платья…

Потом я вернулась к действительности.

— Отпустите меня, государь! — потребовала я. — Нельзя волновать королеву такими пустяками. Ей сегодня очень нездоровится. Куда вы меня несете?

— Не знаю, — проговорил он и резко остановился. Посмотрел в мои глаза, растерянный не меньше меня. Его глаза были совсем близко, а на виске я ощущала его горячее дыхание. — По правде говоря, Алиса, вы не на шутку перепугали меня. Вам больно?

— Нет! — Это я знала, ощущала всем своим существом. — Отпустите меня. Зачем нести на руках, если я прекрасно могу идти сама?

— Ну, поначалу мне это показалось вполне естественным. — Морщинки, залегшие в уголках рта, стали наконец разглаживаться. — Уж позвольте мне быть галантным кавалером и отнести вас в безопасное место.

Я слышала, как итальянец ласково хлопочет над своим механизмом, слышала голоса воинов. Чувствовала, как близко стоят слуги.

— Отпустите, государь! — попросила я снова. — На нас смотрят.

— Велика ли важность? — Брови его взлетели вверх, словно такая мысль не приходила ему в голову.

Но я-то понимала, что важность велика. Часу не пройдет, и об этом узнает весь двор.

— Да отпустите же меня! — вскричала я, забыв обо всяком этикете.

Эдуард вдруг резко свернул в часовню, прошагал в самый конец и усадил меня на сиденье в первом ряду, создав видимость уединения.

— Ну раз вы так настаиваете…

И, опустившись на колени, поцеловал меня. Не коснулся пальцев в знак вежливости. Не одарил братским поцелуем в щеку (как я представляла себе братский поцелуй). Не скользнул целомудренно по губам, как поступал, бывало, мой супруг Дженин Перрерс, если уж оказывался рядом со мной. Нет, Эдуард крепко взял меня за локти, прижал к себе, его губы жадно, по-хозяйски приникли к моим, и длился этот поцелуй дольше, чем удар сердца.

Наконец он поднял голову, и я растерянно взглянула на него. Мысли мои разбегались, путались, кровь бешено стучала в висках.

— Вам не следовало так поступать, — с трудом выговорила я шепотом. — Так делать нехорошо.

— Вы станете поучать короля, как ему вести себя, мистрис Алиса?

Он печально улыбнулся, потом поцеловал меня еще раз. С не меньшей страстью, самозабвенно. А оторвавшись, проговорил:

— Это вам не следовало смотреть на меня так доверчиво.

— Так это я виновата? — взвизгнула я (увы, именно взвизгнула). — В том, что вы целуетесь с фрейлиной своей супруги?

На мгновение рядом с нами возникла тень Филиппы. Мы оба словно ощутили ее присутствие: я видела это ясно по глазам Эдуарда, как видел он, не сомневаюсь, по моим глазам. Еще в его глазах была горечь, черты лица посуровели, а голос обдал меня холодом: