Фаворитка Наполеона

– Замечательная предосторожность! – сказал ла Виолетт, мысленно недоумевая, зачем понадобилось Трестайону, чтобы церковь была закрыта. Но он не решился слишком явно расспрашивать звонаря, боясь возбудить в последнем подозрения. Он только небрежно добавил: – Можно, собственно, не беспокоиться: едва ли кто-либо придет в церковь и удивится, найдя ее закрытой.

– Да никто и не ходит по вечерам. Лишь только успею отзвонить «Анжелюс», как тотчас же закрываю дверь на запор. Вот потому-то я и отзвонил «Анжелюс» на целый час раньше. Понимаете? – сказал звонарь, с лукавой усмешкой поглядывая на своих собеседников.

Ла Виолетт положительно ломал себе голову, тщетно стараясь разгадать причину закрытия церкви и преждевременного, да к тому же и прерванного трезвона к «Анжелюсу».

К счастью, боязливый звонарь пришел ему на помощь.

– Уж вы останетесь мною довольны, господин маркиз, и вы также, господин граф, – произнес он. – И Жозеф скажет, да и священник подтвердит, когда вы увидите его, ночью… по делу… оба скажут, что на меня можно положиться. Я отменный роялист и ревностный христианин! Мне можно смело и тайну доверить, и дело поручить. Я умею и молчать как рыба и ловко вывернуться, как молодой, увертливый ягненок!

Ла Виолетт очень находчиво уцепился за похвалу, которой любил награждать себя гуляка Жозеф.

– Мы знали заранее, что Жозеф, которому мы так доверяем, сумеет выбрать достойных людей для совместного труда с нами… в нашем святом деле, – уклончиво произнес он, не будучи в силах разгадать ту тайну, в которой этот звонарь, был одним из низших орудий.

– Вы во всей округе не найдете человека, который так ненавидел бы Бонапарта, – с энтузиазмом воскликнул звонарь, – и который с такой готовностью помог бы вам, господа, уничтожить этого выскочку и кинуть его в Дюранс.

– Его величество король французский будет осведомлен о ваших верноподданнических чувствах и сумеет достойно вознаградить вас, Улисс Рабастуль, за услуги, – торжественно изрек ла Виолетт. – Но так как и граф, и я горим желанием безотлагательно выразить вам свою признательность, то мы угостим вас сейчас же бутылкою доброго вина.

Звонарь расцвел при этом предложении: оно как нельзя лучше отвечало его наклонностям неисправимого пьянчужки.

– О, вы найдете в Органе великолепные вина! – воскликнул он с восторгом. – Вот там, в гостинице «Почта»…

– Нет, – быстро перебил его ла Виолетт, – поведите нас в другое место. Не надо, чтобы нас видели вместе. Это могло бы навести на нежелательные размышления.

– Вы совершенно правы, господин маркиз. Жозеф уже говорил мне, что ему кажется, будто он встречал бродивших в окрестностях бонапартистских эмиссаров. Я лучше сведу вас в гостиницу «Перекресток».

– Это далеко отсюда? – небрежно спросил ла Виолетт, которому не хотелось ни отойти далеко от гостиницы «Почта», ни попасть на глаза Трестайону и его сообщникам в обществе звонаря.

– В двух шагах… на берегу Дюранс.

Несколько минут спустя ложный маркиз де Мобрейль, псевдограф де Сигэ и Улисс Рабастуль комфортабельно восседали за столиком гостиницы «Перекресток» перед двумя бутылками крепкого вина. Ла Виолетт осушал свой стакан до дна, Сигэ тоже был не дурак выпить; Улиссу Рабастулю было с кем потягаться.

Когда первая пара бутылок была распита, на столе появились еще две бутылки, потом Сигэ подзадорил Улисса одним духом осушить бутылку до дна, и так как звонарь вышел победителем из этого испытания, то на столе появилась в виде проигрыша шестая бутылка.

Вслед за этим зорко следивший за собой ла Виолетт предложил новое пари, уверяя, что повторить опыт Улисс будет уже не в состоянии. Поданы были свежие бутылки.

Физиономия звонаря все более и более воспламенялась, язык заплетался, но вместе с тем он с каждой минутой делался все более и более общительным и выбалтывал без передышки разные приходские сплетни, толки и подноготную местных ханжей-прихожанок.

Увидев, что он доведен до надлежащего градуса, ла Виолетт легко и незаметно навел его на разговор о Жозефе, об «Анжелюсе» и о Бонапарте, которого следовало кинуть в волны Дюранса. Но Улисс совершил уже чересчур усердное возлияние. Его язык беспомощно и вяло заплетался, и, одолеваемый сном, он бессильно мотал головой из стороны в сторону. Он был не в состоянии отвечать на вполне определенные и ясные вопросы, которыми засыпали его ла Виолетт и Сигэ. С его коснеющего языка срывались лишь какие-то бессвязные, отрывистые междометия вперемежку с икотой. Но в конце концов все-таки удалось разобрать даже и из его бессвязных фраз, что он должен будет звонить «Анжелюс», перевести трезвон на звон набата и что это должно будет служить сигналом, по которому решено было кинуть Бонапарта в Дюранс. Вслед за этим он окончательно пошатнулся на стуле, упал головой на стол и погрузился в крепчайший сон.

– Ну, теперь он не так-то скоро зазвонит свой «Анжелюс», – заметил ла Виолетт. – Скорее в путь! Этот Жозеф, по-видимому, – главарь шайки этих мазуриков. Он-то не дремлет… и даже – кто его знает? – быть может, он даже и выслеживает. Скорее, Сигэ! Но что ты делаешь?