Фаворитка Наполеона

Будучи ярым роялистом, Трестайон со своей бандой имел сношения с Англией, откуда он и перенял характер изображения Наполеона, грубо переданный в оскорбительном изображении деревянного висельника. Дополнив возглас «долой Николя» возгласом «долой коронованного сатану», Серван как нельзя лучше выразил народную ненависть англичан, живших в Англии эмигрантов и провансальских роялистов, бывших в заговоре с Питтом.

Услышав возгласы Трестайона и его приспешников, несколько горожан выбежали на площадь.

Императорский экипаж приближался. Уже доносились звон колокольчиков и шум колес.

– А сигнал? Этот проклятый звонарь не подает сигнала! – сказан Трестайон настолько громко, что был услышан ла Виолеттом. Сказав это, он добавил тотчас же: – Тут что-то кроется… И Мобрейль отсутствует, и нет звона к «Анжелюсу», который должен был собрать наших сообщников из города и его окрестностей. Нам изменили! Трюфем, беги скорее к церкви и вели звонарю немедленно бить во все колокола! Если он будет колебаться или сопротивляться, то… ты сам знаешь, как поступить с ним.

– При мне мой серп! – ответил Трюфем, доставая из-за пазухи остро отточенное, закругленное оружие, ярко заблиставшее при ярком лунном свете.

Пока Трюфем спешил исполнить приказание Жозефа Дюпона, последний, встав на скамью, указывал палкой на изображение Наполеона и зычно возглашал:

– Сбегайтесь сюда, все обитатели Оргона, сбегайтесь, отважные сыны долин. Он здесь, творец всех ваших мук, висит под вывеской, тот самый, кто осмелился заточить в темницу нашего святейшего папу и отягчал вас рекрутскими наборами!

– Да! Долой налоги! Долой рекрутский набор! Долой солдатчину и сборщиков податей! – громко отозвалось несколько голосов из прибывавшей с каждым мгновением толпы, привлеченной всей этой кутерьмой.

Трестайон продолжал:

– Вы будете счастливы при нашем добром короле Людовике Восемнадцатом. Протестанты не осмелятся вести свои кощунственные проповеди, совращающие даже святых, оскорблять вашу религию и богослужение и отрицать чудеса. Вас не станут больше гнать на верную смерть то в слишком жаркие, то в слишком холодные страны. Ведь его величество император российский вместе с королем Франции, королем Англии и императором Австрии – со всеми нашими бывшими врагами, но нынешними доброжелателями и друзьями – берет нас под свое покровительство. Вы не будете больше солдатами и не станете платить подати; обещаю вам это именем короля! Мы все будем свободны! Желаете ли вы этого или же предпочитаете быть вечными рабами?

Собравшаяся группа мужчин, женщин и детей громко переговаривалась, жестикулировала и сыпала угрозами. На вопрос: «Желаете ли быть свободными?» – раздались голоса:

– Да, да! Долой рекрутчину! Да здравствует Людовик Восемнадцатый!

А когда оратор с яростью выкрикнул: «Желаете ли быть вечными рабами?» – толпа вся ответила:

– Нет! Долой Николя! Не желаем больше тирана!

Трестайон победоносно улыбался: он покорил свою аудиторию. Поэтому он продолжал с еще большей силой и зажигательностью:

– Знаете ли, товарищи, что следует сделать для того, чтобы избавиться навсегда от солдатчины, от сборщиков и от рабства? Достаточно очень малого. Нужно только, чтобы то, что вы видите здесь повешенным в изображении, – и при этом Жозеф еще раз указал толпе на изображение Наполеона, – было повешено в действительности, в живом его облике, на этом самом месте. Тиран будет низвергнут и понесет достойную кару, а вы… вы освободите страну от чудовища!

– Верно сказано, Жозеф! На виселицу Наполеона! – крикнул Серван, затесавшийся в толпу.

Ему вторили люди, сперва из безобидного подражания, потом опьянев от зажигательных речей и увлеченные животной стороной натуры, а главное – побуждаемые горячим желанием избавиться от налогов и военной службы.

И поднялось двадцать голосов, громких, отчаянных и убежденных в своей правоте:

– На виселицу Наполеона! Смерть тирану!

– Ах, если бы здесь были мои верные, мои надежные провинциальные друзья, – прошептал Жозеф, – я ручался бы за успех! Тут прервалось бы шествие Наполеона. Но что они делают? Почему не являются? И «Анжелюс» не звонят!

В это время вернулся Трюфем и зашептал что-то Жозефу на ухо.

– Как, – с гневом воскликнул последний, – церковь заперта и звонаря нет на месте? Ясно, что произошла измена. Уж одно отсутствие маркиза Мобрейля, который должен был руководить всем и все исполнить, само по себе доказывает, что мы покинуты на волю случая. Видишь ли, Трюфем, правительство боится… оно не решается освободиться от тирана! Э, и пусть себе! Зато здесь мы! Случай чересчур хорош для того, чтобы упустить его. Нужно действовать! Мы и втроем способны освободить страну. Я уверен в своих людях. Достаточно первого нанесенного удара; когда они увидят его окровавленным и готовым отдать свою подлую душу, они перестанут колебаться; они в клочья разнесут его тело и побросают в воды Дюранса. Позволь мне действовать!

– Поторопись, Жозеф, – шепнул подбежавший Серван, – экипаж узурпатора будет здесь через две минуты!