Фаворитка Наполеона

– Сыны прекрасных долин, – торжественно крикнул Трестайон, – Божественное Провидение ставит на вашем пути деспота, злобно упивавшегося вашей кровью, того, кто опустошил ваши хлебные амбары и поглотил своими войсками сок ваших виноградников, масло ваших оливковых рощ. Само небо привело его сюда, чтобы он понес достойную кару за все свои злодеяния. Через несколько мгновений он появится среди вас. Провансальцы! Неужели у вас не хватит храбрости?!

Экипаж уже въезжал на площадь, наполняя ее шумом колес, звоном бубенчиков и громким щелканьем бича. Кучер силился повернуть и пробить себе путь.

Экипаж оказался окруженным в одно мгновение. Раздались крики, угрозы, в воздух поднялись кулаки.

– Хватайся за камни! За оружие! – зажигательно крикнул Серван, снова затесавшийся в толпу и подстрекавший своих соседей, указывая им на остановившийся экипаж.

Град камней полетел в экипаж и разбил стекла окон. Можно было разглядеть раненного камнем в голову генерала Бертрана, который старался прикрыть своим телом императора. Последний откинулся вглубь, под фардэк, но был спокоен, хотя несколько бледнее обычного.

Кучер тщетно старался пробиться сквозь толпу и добраться до гостиницы «Почта», где они были бы в безопасности, а тем временем подоспели бы ехавшие позади иностранные комиссары и сумели бы разогнать всю эту толпу.

Кучер имел неосторожность взмахнуть бичом над неистовствовавшей толпой – и в то же мгновение бич вырвали, а его стащили с козел и скинули на землю.

Та же участь постигла и другого кучера, но ему посчастливилось, хотя и с сильными ушибами, все же подняться на ноги и с трудом дотащиться до конюшен гостиницы, где он и поспешил укрыться.

Серван подтолкнул нескольких головорезов к экипажу. Его обступили и стали выпрягать лошадей.

Императору грозила опасность стать пленником в своей же собственной карете, среди разъяренной и угрожающей, опьяневшей толпы. Он был подобен потерпевшему кораблекрушение на утлом суденышке, кидаемом разъяренными валами.

– Трюфем, – сказал тогда Трестайон, – мы докажем этому маркизу де Мобрейлю, что он годен лишь на то, чтобы подбирать ножны к штыкам. Когда он явится на поле битвы, то найдет землю, покрытую мертвецами, а нас совершившими великий переворот.

– Значит, мы идем? – спросил Трюфем, и его мрачный взгляд метнул угрожающую молнию на экипаж.

– Теперь как раз подходящий момент! – сказал Трестайон. – Ты увидишь, как мой нож вонзится в императорское брюхо! – И с этими словами он вынул из-за пазухи свой кривой нож.

Трюфем вооружился своим серпом, и они оба, пробивая дорогу через толпу, кинулись к императорскому экипажу.

Трестайон был уже в нескольких шагах от него и, замахнувшись, кинулся к правому окну с разбитыми стеклами, намереваясь всадить нож в грудь императора. Он уже собирался нанести удар, как вдруг нож выпал из руки, повисшей как плеть. Страдальческий вопль сорвался с уст, он стал звать Трюфема на помощь.

Сильный удар дубинки вышиб из его руки нож, а вторичный удар свалил с ног, прямо в оглобли императорского экипажа.

Ла Виолетт подоспел вовремя. Император был спасен.

Побежавший со своей грозной палицей по пятам Трестайона тамбурмажор лишил его возможности совершить задуманное преступление, а после этого кинулся на окружавших экипаж со стороны императора и заставил их отступить, грозно размахивая палицей.

Разбивая головы, ломая ноги, калеча плечи и лица, дубинка ла Виолетта летала в воздухе, словно цепь по снопам. Она была опаснее ружья и сабли и все вокруг себя превращала в какую-то кашу.

Суровые провансальцы, только что подстрекаемые Трестайоном к убийству, валялись теперь мертвые вокруг императорского экипажа, другие же отступали, потирая бока и едва влача ноги.

Правая сторона экипажа очистилась от людей.

С левой же стороны работал Трюфем, которого тщетно призывал на помощь Трестайон, отбитый палицей ла Виолетта. Он добрался до самого окна и собирался убить генерала Бертрана, сидевшего рядом с императором. Но в то мгновение, когда он, открыв дверцу кареты, уже заносил ногу, чтобы влезть в нее, замахиваясь серпом, он был вынужден с проклятием отпрянуть. Он быстро обернулся, встал лицом к лицу со своим неожиданным противником, свалившимся на него словно снег на голову, и в то же мгновение вскрикнул от острой боли, получив в упор заряд крупной дроби. Дробь попала в лицо, руки, грудь, ноги.

Ослепленный, окровавленный, тщетно стараясь отбиться и укрыться от нестерпимой боли, Трюфем выпустил из рук свой серп и обратился в бегство от Сигэ, разогнавшего и остальных нападавших.

Вооружившись подобранным плетеным бичом, который был обронен сбитым с козел кучером, Сигэ на славу орудовал им, размахивая направо и налево. В его руках, привыкших править экипажами маршала Лефевра, этот бич являлся более чем грозным оружием. Крутясь со свистом вокруг головы Сигэ, он всех заставлял почтительно расступаться.