Фаворитки. Соперницы из Версаля

В конце концов мне удается убедить его повернуть направо и ехать назад, во дворец, но атмосфера остается такой же тяжелой. Несмотря на все приятные воспоминания о нашем прошлогоднем медовом месяце, я решаю, что Шуази мне не полюбить. Слишком тут много истории, слишком много призраков, а выбрать для западного салона розовые панели было просто ошибкой. Я должна поговорить с дядюшкой Норманом о том, чтобы переделать их.

Благодаря письму Франни я уже готова, когда вижу дописанный список гостей.

– Сегодня приезжает графиня Перигор? Я думала, вы терпеть не можете ее супруга.

– А вы видели в списке приглашенных имя ее супруга? – резко обрывает Луи, качая головой, когда Пюизё протягивает ему стопку бумаг. – Позже, завтра.

– Естественно, дорогой мой, я вижу. Но мадам де Перигор… – Я умолкаю, вспоминая слова Франни. Я надеюсь, что Луи волочился за ней до того, как познакомился со мной. А если нет?

– Она вернулась из Марёй, и я помню, как приятно находиться в ее компании, – говорит Луи. Он сбрасывает стопку бумаг, которые оставил для него Морпа. – Не могу читать эту писанину. Не могу!

– Конечно же, милый.

Я в отчаянии смотрю на любимое лицо. Я не знаю, как справляться с этим новым настроением короля: страдая от меланхолии, он бывает часто резок, временами даже груб. У меня такое чувство, что я хожу по тонкому льду, не зная, где он треснет. Я тепло улыбаюсь королю.

– Вы должны извинить меня, я не знала, что она вернулась ко двору, я бы обязательно включила ее в список гостей! – лгу я. – Давайте, дорогой мой, я прочту их для вас. – Я забираю у него стопку бумаг, целую его на прощание и ухожу, давая отдохнуть.

За ужином в тот же вечер мадам де Перигор оказывается в центре внимания, а ее истории о мучительных смертях ее бесчисленных родственников вызывают у Луи неподдельный интерес. Меня раздражает ее сладкий голосок, но вынуждена признать, что ее красота и непорочность прекрасно вписываются в меланхолическую атмосферу ужина.

Все мои попытки развеселить короля оказываются тщетны; я понимаю, что вместо того, чтобы бороться с печалью, должна ей потакать.

– Загорелись ее кружевные рукава, огонь быстро перекинулся на остальную одежду, а потом моя дорогая Габриэлла испустила последний вздох. Но нас примирило то, что та судьбоносная свеча освещала ей путь в часовню: такая честь умереть на пути к Нему.

– На самом деле, дорогая графиня, мы должны почаще вас видеть, слышать ваши истории. Вы оказываете честь этому замку, – восхищенно говорит Луи.

Мадам де Перигор краснеет и скромно опускает очи. На простое серое траурное платье она накинула красивую розовую муслиновую шаль, именно того оттенка, который выгодно подчеркивает изысканный оттенок ее кожи. Она заявила, что ей холодно, а потом сказала, что эта шаль – единственное, что смогла найти ее служанка.

– Не спускайте с нее глаз, – предупреждает Николь, когда помогает мне переодеться в ночную сорочку.

В Шуази нет официальной церемонии отхождения ко сну, и король может появиться здесь в любой момент. И дело не в том, что присутствие Николь могло бы помешать; однажды он признался мне, что относится к ней, как к моей собаке. Николь едва не залаяла от удовольствия, но его настроение вызывает у меня беспокойство.

– Мы приятельницы с кузиной ее конюшего. Стойте спокойно. – Николь вытаскивает шпильки у меня из прически, расчесывает волосы. – Она говорит, что графиня пронырлива, как лиса. Знаете, как говорят: порок преследует добродетель.

Я хмурюсь и втираю в руки крем с миртом. «Восхитительно», – думаю я, вдыхая глубокий аромат.

Но этой ночью Луи не приходит.

Это первый вечер, когда я ожидаю его, а он не приходит.

Я лежу без сна несколько часов, гадая, где в лабиринтах этих комнат и интриг он может быть и что он делает. В памяти снова и снова возникает улыбающееся лицо графини де Перигор, словно рыбка в аквариуме. Эта восхитительная ямочка на ее правой щеке, то, как грациозно она передавала королю кофе, и то, насколько лжива была история об ужасной смерти ее дядюшки в колодце.

И хотя я пребываю в страхе его потерять, я ничего говорить не буду. Упреки, подобно коррозии, разъедают любовь, убивают ее – так говаривала моя матушка. Я повторяю ее слова, лежа в холодной постели. Благочестие и смерть – тревожная комбинация. Неужели этот день неизбежен? Я должна, думаю я, борясь со сном, я должна…

* * *

– Она отказала ему. Опять!

Элизабет приносит мне новости, когда я занимаюсь утренним туалетом. Обычно мне нравится слушать ее щебет, но не сегодня, и сердце мое замирает – отказ можно получить, только если поступило приглашение.

– Кто? – негромко переспрашиваю я, улыбаюсь Элизабет, с неприязнью отмечая слишком большой бант у нее на шее. Она забывает, что ей уже не пятнадцать лет.

Я наношу румяна на щеку и втираю их; мой парфюмер называет этот оттенок «кровь комара».

Элизабет молчит, только горько покачивает головой.

– Конечно. Король не… спрашивал? – запинаюсь я, мой мир рушится.

– Нет, разговора не было, но, по всей видимости, было письмо.

– Письмо? Когда?