Фавориты Екатерины Великой

О Ермолове Александре Петровиче известно очень мало. Князь М.М. Щербатов написал о его жизни «в случае»: «Он не сделал ничего», то есть ничего хорошего, но и ничего плохого. Добро люди забывают быстрее, чем зло. Хотя бы поэтому мне не хочется чернить этого фаворита, поэтому будем верить тому, что о нём было сказано хорошего.

Относительно самого попадания Ермолова «в случай» налицо разночтения. Щербатов пишет, что Екатерина обратила на юношу внимание, когда тому было всего тринадцать лет. Она тогда путешествовала по Волге (1767 год), на обратном пути остановилась в доме прапорщика Петра Леонтьевича Ермолова. Здесь ей и попался на глаза красивый и умненький мальчик. В нём она увидела будущего служителя России, обняла его и сказала: «Поздравляю тебя, друг мой, с чином капрала конной гвардии». Мальчик вместе с царским двором отправился в Петербург, восемнадцать лет он честно служил в армии, получая повышение по службе согласно артикулу. В фавориты он попал в 31 год.

Балязин В.П. — очень дотошный исследователь — рисует другую картину. Он утверждает, что представил Ермолова императрице, как всегда, Потёмкин. И оказывается, был ещё один претендент, уже упомянутый мной ранее, сын Екатерины Дашковой — Павел Михайлович Дашков. Молодому человеку было 22 года, он был хорош собой и европейски образован, с матерью объездил всю Европу. Вернувшись на родину, он стал адъютантом Потёмкина, получил чин полковника и был представлен императрице в качестве претендента на чин флигель-адъютанта. Должность эту, как утверждает Балязин, Павел Дашков не получил из-за того, что вдруг скоропалительно женился на купеческой дочери Алфёровой. Дашкова была оскорблена этим мезальянсом и никогда не общалась с невесткой.

Мне кажется маловероятным, что Потёмкин метил Павла Дашкова в фавориты. Сама Екатерина Дашкова в своих «Записках» пишет только, что активно противилась этому, причём её отношения с самим Потёмкиным были всегда хорошими. Кстати, именно князь уговорил её занять пост президента Академии наук. Дашкова боялась этой должности, хотела отказаться, но Потёмкин нашёл нужные слова и аргументы — назначение состоялось. Мало кто так радел о воспитании своих детей, как Дашкова, но ни сын, ни дочь не оправдали её надежд. Дочь неудачно вышла замуж, промотала состояние, её образ жизни был совсем непонятен матери. Сын был обычный служака, много играл в карты — а кто не играл. Собственно, о нём и рассказывать нечего.

Вернёмся к Ермолову. О нём известно, что он был умён, хорошо образован, скромен. Конечно, когда он был на должности, то имел кучу просителей. Желая быть справедливым, он помогал людям и, видимо, никому не сделал значительной гадости. Делами государственными он пренебрегал, но сопровождал императрицу во всех поездках. Сегюр подробно описывает её северное путешествие в Верхний Волочок, на Ладожский канал и т. д. Верный Ермолов сидит в карете рядом с императрицей. 1785 год знаменит тем, что Екатерина, наконец, приняла Жалованную грамоту дворянству. Может быть, фаворит этому как-то способствовал? Ещё в этом году был отменён старый русский обычай, по которому государственные прошения на высочайшее имя писались с обязательным: «Бьёт челом раб твой» — далее имя и фамилия. Смешно читать письмо к государыне Елизавете за подписью «раб твой Кант». Это было после взятия Кёнигсберга, а великий философ был жителем этого города. Теперь по повелению Екатерины слово «раб» сменили на «подданный».

Екатерина ни разу не написала о Ермолове Гримму, во всяком случае, я не нашла упоминаний о нём в их длительной переписке.

О Ермолове настолько нечего писать, что я воспользуюсь случаем и расскажу о постоянном и верном адресате Екатерины — бароне Гримме. Фридрих Мельхиор Гримм приехал в Россию в первый раз в 1773 году вместе с ландграфиней Гессен-Дармштадтской и её дочерью, будущей женой (первой) Павла Натальей Алексеевной. Здесь же он познакомился с Екатериной, и она позвала барона к себе на службу. Тот не ответил ни «да», ни «нет» и начал думать. Думал он долго и наконец ответил — нет, он уже слишком стар, 50 лет — это не тот возраст, чтобы начинать новую жизнь, он не знает русского языка, не знает русского общества, он боится завистников. Екатерина обиделась: «Я не понимаю таких утонченностей!» — но общение с Гриммом продолжала.

А общение было очень частым и приятным — они разговаривали. В своих «Записках» Гримм рассказал, как это происходило. После карточной вечерней игры Екатерина звала Гримма в свои покои, садилась с рукоделием, барон усаживался напротив, и начиналась беседа. Екатерина любила поговорить, она умела слушать и очень точно схватывала мысль собеседника, общение было почти ежедневным и очень приятным. Днём они тоже виделись. Гримм был не просто влюблён, он боготворил императрицу, он любил её не меньше, чем самый преданный из фаворитов — Ланской.