Валишевский описывает такой случай. В день своего тезоименитства Екатерина пожелала получить от Мамонова подарок, который сама же загодя купила — серьги за 30000 рублей. Серьги не попали в руки Мамонову, потому что их раньше увидела супруга Павла: «Ах, ох, какая прелесть!» Екатерина тут же подарила эти серьги невестке. Зная подоплёку этого дела, великая княгиня решила поблагодарить Мамонова — косвенного виновника подарка, для чего пригласила его к себе. При дворе от императрицы не было тайн. Она узнала о приглашении, закатила Мамонову сцену, а невестке послала письмо с выговором, «чтоб впредь она не придумывала ничего подобного». И как это всё понимать? Из-за такой мелочи такая склока! Павел, сочувствую Мамонову, который уж совсем был ни при чём, послал ему табакерку, украшенную бриллиантами. Мамонов попросил у Екатерины позволения нанести визит наследнику, чтобы поблагодарить за подарок. Императрица милостиво разрешила, но с условием, чтобы Мамонова сопровождал её доверенный человек. Вежливый визит не состоялся.
Походя несколько слов о Русско-шведской войне 1788 года. Шведы, видя, что Россия прочно увязла в войне с Турцией, решили воспользоваться случаем и попытаться вернуть земли, отнятые у них Петром I. Они были уверены в своей победе, но Россия, ведя войну на два фронта, разбила шведский флот и одержала полную победу.
На войну со Швецией Екатерина послала сына. Вряд ли она рассчитывала на его полководческие способности, просто хотела удалить его от двора, сын, как немой укор, одним своим видом вызывал у неё раздражение. Уезжая в армию 4 января 1788 года, Павел написал несколько писем — жене, детям, даже составил подробное завещание на 45 пунктов — война есть война, мало ли что может случиться. Жене он пишет: «Воображая возможность происшествий, могущих случиться в моё отсутствие, ничего для меня горестнее, а для отечества чувствительнее себе представить не могу, как если бы вышним провидением суждено было в самое сие время лишиться мне матери, а ему государыни. Такое происшествие было бы истинное для нас посещение Божие». Далее следуют подробные указания, как себя вести, если бы «высшее провидение» поступило предсказываемым образом. Разумеется, письмо должно было остаться в «непроницаемой тайне».
Тайна эта и так носилась в воздухе. Екатерина не была особенно физически здоровым человеком, болела, выздоравливала и опять болела. Но каждому было ясно, что она не вечна. Понимал это и умный Мамонов. Вот и подстилал себе соломку, чтоб не больно падать.
А при дворе ему жилось плохо, тесно, скучно, без разрешения государыни из дворца нос не высуни. Секретарь императрицы Храповицкий аккуратно и каждодневно вёл «Дневник», в котором записывал все движения и сквозняки дворцовой жизни. Вот цитатка из дневника: «После обеда ссора с графом Александром Матвеевичем. Слёзы. Вечер проводили в постеле». В этой записи нет ничего особенного, слёзы у Екатерины были близкие, она не раз плакала и от обиды на любовников своих, и из-за государственных неурядиц, когда срывался вдруг тщательно продуманный план. В чём же сейчас причина слёз? Продолжим выдержку из «Дневника»: «Сказывал З.К. Зотов, что паренёк считает жильё своё тюрьмою, очень скучает и будто после всякого публичного собрания, где есть дамы, к нему привязываются и ревнуют».
Зотов — камердинер императрицы, он знает больше Храповицкого, потому что вхож в покои государыни в любое время, да и «паренёк» с ним более откровенен. А вот ещё случай — за всё пребывание Сегюра в Петербурге Мамонов только один раз получил разрешение присутствовать у него на званом обеде. Фаворит полетел туда на крыльях. Кончился обед, гости встали из-за стола и с удивлением увидели под окном карету её величества. Сама государыня прогуливалась рядом, бросая нетерпеливые взгляды на окна французского посла. Ждала, следила, как бы кто другой не перехватил её милого.
Да, Екатерина ревновала Мамонова, и не скажешь даже, что «к каждой юбке». Окружение императрицы уже заметило и предмет воздыхания. Нельзя выходить из дворца, так найдём предмет воздыхания внутри золотой клетки. Этим предметом стала фрейлина императрицы — шестнадцатилетняя княжна Дарья Фёдоровна Щербатова. Первым интерес «паренька» к юной фрейлине заметил Потёмкин и предупредил об этом Екатерину. Та не поверила, не захотела поверить, и активно защищала возлюбленного. Но, как гласит пословица, «дыма и любви от людей не спрячешь».
Как бы опровергая подозрение, Екатерина засыпала Мамонова подарками. 1 мая 1788 года его назначают шефом Казанского кирасирского полка, затем поручиком Кавалергардского полка с производством в генерал-поручики, затем его пожаловали титулом графа Священной Римской империи. За три первых месяца 1789 года он получил от императрицы до полумиллиона рублей.