Фавориты Фортуны

Помедлив немного, Сулла встал с кресла и прошел к кушетке, где лежало одеяние flamen Dialis. Он поднял шлем из слоновой кости, украшенный острым зубцом и диском из шерсти, и стал перекидывать его с руки на руку.

– Ты сделал в шлеме хорошую подкладку, – заметил он.

– В нем очень жарко, Луций Корнелий, а я не люблю потеть, – объяснил Цезарь.

– И часто меняешь подкладку? – спросил Сулла, поднеся шлем к носу и нюхая его. – Пахнет приятно. О боги, как может вонять военный шлем! Я видел, как кони воротили морды, когда им предлагали напиться из шлема.

Еле заметная гримаса промелькнула на лице Цезаря, но он пожал плечами и постарался превратить все в шутку.

– Издержки войны, – заметил он беспечно.

Сулла ухмыльнулся:

– Интересно будет посмотреть, как ты справишься с такими издержками, мальчик! Ведь ты немного педант, не так ли?

– В некоторых случаях – возможно, – ровным голосом ответил Цезарь.

Apex вернулся на кушетку.

– Значит, ты ненавидишь свою жреческую должность, а? – спросил Сулла.

– Я ее ненавижу.

– И все же Гай Марий настолько боялся мальчика, что связал его этой должностью.

– Могло показаться и так.

– Помню, в семье говорили, будто ты был очень умный и мог свободно читать, разбираясь в любом почерке. Можешь?

– Да.

Подойдя к столу, Сулла порылся в документах и письмах, отыскал нужный и протянул Цезарю:

– Читай.

Взглянув на написанное, Цезарь понял, почему Сулла выбрал для испытания именно это письмо. Написано было отвратительно: буквы налезали одна на другую, знаки препинания отсутствовали, так что текст представлял собой сплошные бессмысленные каракули:

Ты меня не знаешь Сулла но я хочу тебе кое-что сказать и это то что есть один человек из Лукании по имени Марк Апоний у которого есть в Риме богатое имущество и я просто хочу чтобы ты знал что Марк Красс включил этого человека Апония в список чтобы захапать его имущество по дешевке на аукционе и это он сделал ради двух тысяч сестерциев,

Друг

Цезарь закончил читать и посмотрел на Суллу. Глаза его весело блестели.

Сулла, откинув голову, расхохотался.

– Я так и думал! И мой секретарь тоже предполагал нечто подобное. Спасибо, Цезарь. Ты ведь раньше не видел этого письма и не мог подготовиться?

– Совершенно верно.

– Ужасно, когда не можешь все делать сам, – сдержанно заметил Сулла. – Это самое плохое, что есть в должности диктатора. Я вынужден использовать агентов – задача слишком трудная. Человеку, упомянутому в письме, я доверял. Я знал, что он жаден, но не подозревал, что жадность его до такой степени вопиющая.

– В Субуре все знают Марка Лициния Красса.

– В связи с его поджогами – горящими инсулами?

– Да. Его пожарные команды прибывают не прежде, чем он дешево купит имущество погорельцев, и только после этого гасят огонь. Красс становится самым богатым домовладельцем в Субуре. И самым непопулярным. Но на инсулу моей матери он рук не наложит! – поклялся Цезарь.

– На имуществе внесенных в списки он тоже больше не разживется, – резко проговорил Сулла. – Он порочит мое имя. Я предупреждал его! Он не послушал. Я больше не хочу его видеть. Пусть хоть сдохнет.

Неловко было выслушивать все это. Какое дело Цезарю до неприятностей диктатора, связанных с его агентами? У Рима больше никогда не будет диктатора! Но Цезарь все ждал, надеясь, что рано или поздно Сулла перейдет к делу. Он чувствовал, что все эти посторонние разговоры были просто способом испытать его терпение, а возможно, и помучить.

– Твоя мать не знает этого и ты тоже, но я не приказывал убивать тебя, – заговорил диктатор.

Цезарь удивленно посмотрел на Суллу:

– Не приказывал? Но некий Луций Корнелий Фагит говорил Рии совсем другое! Он ушел с тремя талантами из денег моей матери – якобы за то, что пощадил меня, когда я был болен. Ты только что говорил мне, как ужасно быть вынужденным прибегать к услугам агентов, потому что они становятся жадными. Что ж, как вверху, так и внизу.

– Я запомню имя агента, и твоей матери вернут эти деньги, – сказал Сулла, явно рассерженный, – но дело не в этом. Дело в том, что я вообще не приказывал тебя убивать! Я приказал доставить тебя ко мне живым, чтобы задать те вопросы, которые я сейчас задавал.

– А после этого убить меня.

– Сначала я так и собирался.

– Но теперь ты дал слово, что не убьешь меня.

– Не думаю, что ты изменил свое решение относительно развода с дочерью Цинны.

– Нет. Я никогда не разведусь с ней.

– Это ставит Рим перед трудной проблемой. Я не могу приказать убить тебя, ты не хочешь быть фламином Юпитера, ты не разведешься с дочерью Цинны, потому что она – способ избавиться от жреческих обязанностей. И не трудись пускаться в высокопарные рассуждения о чести, этике, принципах!