Фавориты Фортуны

– Да, понимаю, – сказал диктатор, ничуть не задетый таким выпадом. – По этой причине я внесу изменения в свой закон, чтобы защитить таких людей, как ты. Lex Minicia de liberis будет применяться только к детям поименованных в проскрипционных списках. Если один из супругов – римлянин, тогда их совместные дети останутся римлянами. – Он нахмурился. – Следовало это предусмотреть. Но этого не было сделано. Вот что бывает, когда законы издаются в спешке. Но то, каким образом мое внимание было привлечено к этому, публично поставило меня в смешное положение. И все по твоей вине, мальчик. И по вине твоего глупого дяди Котты. Толкование жрецами моих законов, в отличие от других законов Рима, уже записанных на табличках, должно быть в пользу детей тех, кто занесен в списки.

– Я рад этому, – усмехнулся Цезарь. – Теперь я вырвался из лап Гая Мария.

– Да, это так.

Сулла вдруг принял деловой вид и поменял тему.

– Митилена отказывается платить римлянам дань. В данный момент там правит мой проквестор Лукулл, но я назначил Терма претором провинции Азия. Его первым заданием будет подавить бунт в Митилене. Ты сказал, что предпочитаешь военную службу, поэтому я посылаю тебя в Пергам послужить у Терма. Надеюсь, ты проявишь себя, Цезарь, – сказал Сулла официальным тоном. – От того, насколько успешно ты выполнишь обязанности младшего военного трибуна, зависит окончательное решение по твоему делу. Никто в истории Рима не пользуется таким почетом, как военный герой. Я намерен возвеличивать всех подобных людей. Они получат привилегии и почести, каких не будет у других. Если ты заслужишь акколады за подвиги на поле боя, я и тебя возвеличу. Но если ты не справишься, я зарою тебя по уши в землю – так, как Гаю Марию и не снилось.

– Это справедливо, – сказал Цезарь, довольный решением.

– И еще одно, – лукаво взглянув на Цезаря, добавил Сулла. – Твой конь. Животное, на котором ты, будучи фламином Юпитера, повсюду разъезжал вопреки всем законам Великого Бога.

Цезарь весь напрягся.

– Да?

– Я слышал, ты намерен выкупить коня. Ты этого не сделаешь. Я приказываю тебе ездить на муле. Мул всегда был достаточно хорош для меня. Он должен быть хорош и для тебя.

В голубых глазах, так похожих на глаза диктатора, вспыхнуло желание убить Суллу на месте. Но…

«О нет! – сказал себе Цезарь. – Ты не поймаешь меня на этом, Сулла!»

– Ты воображаешь, Луций Корнелий, что я считаю ниже моего достоинства ездить на муле? – громко спросил он.

– Не имею ни малейшего понятия, что ты считаешь для себя ниже твоего достоинства.

– Я – лучший наездник из возможных, – спокойно сказал Цезарь, – а ты, как я слышал, худший. Но если мул хорош для тебя, то для меня он даже более чем хорош. Искренне благодарю тебя за понимание. И за твою проницательность.

– Теперь можешь идти, – сказал Сулла, никак не отреагировав на выпад Цезаря. – Когда будешь уходить, пожалуйста, пошли ко мне моего секретаря.

Эта легкая вспышка раздражения слегка приуменьшила благодарность Цезаря за предоставленную ему свободу. «Не было ли это заранее обдуманным шагом? Кажется, Сулла с самого начала планировал закончить беседу этим гнусным условием про мула, – с удивлением соображал Цезарь. – Сулла не хочет, чтобы я был ему благодарен. Ему не нужно, чтобы сын Аврелии попал в какую-то зависимость от него. Один из Юлиев обязан одному из Корнелиев? Насмешка над патрициатом!» И, поняв это, Цезарь стал куда лучше думать о Луций Корнелии Сулле: «Он действительно меня освободил! Он дал мне жизнь, с которой я волен делать все, что захочу – или смогу. Он никогда мне не понравится. Но ведь было время, когда я чувствовал, что смог бы полюбить его».

Потом Цезарь подумал о Буцефале и заплакал.

– Сулла мудр, Цезарь, – сказала Аврелия, полностью одобрив решение диктатора. – Тебе предстоят большие траты. Ты должен купить белого вола, безукоризненного, без единого изъяна. А за такого придется заплатить не меньше пятидесяти тысяч. Угощение для всех жрецов и авгуров встанет тебе вдвое дороже. Потом – приобрести снаряжение для Азии. Да еще поддерживать свой статус среди довольно дорогостоящего окружения. Я помню, как твой отец говорил, что младшие военные трибуны презирают тех, кто не может позволить себе роскошь и экстравагантность. Ты не богат. Доход от твоей земли накапливался со времени смерти твоего отца. У тебя не было нужды тратить его. Теперь все изменится. Выкуп Буцефала повлечет за собой лишние расходы. В конце концов, тебя не будет здесь, чтобы носиться на нем. Тебе надлежит ездить на муле, пока Сулла не отменит приказа. И ты можешь подобрать великолепного мула не дороже десяти тысяч.

Взгляд, брошенный на мать, отнюдь не говорил о послушании, но Цезарь не промолвил ни слова, и если он и мечтал о своем коне и скучал по нему, то держал это в себе.

* * *