Фавориты Фортуны

– Он напоминает твоего отца, – сказал Метелл Пий Катулу, упоенный своим успехом, ведь ему удалось провести церемонию четко, не заикаясь.

– В этом нет ничего удивительного, – ответил Катул, рассматривая Цезаря с инстинктивной неприязнью. – Мой отец был из Цезарей. Он симпатичный. Это я еще мог бы вынести. Но я не уверен, что смогу выдерживать его ужасное самомнение. Только посмотри на него! Намного моложе Помпея! А вышагивает так, словно владеет всем миром.

Поросенок постарался найти оправдание:

– Ну а как бы ты чувствовал себя на его месте? Он освободился от этого ужасного фламината.

– Может статься, что мы будем проклинать тот день, когда позволили Сулле убедить нас освободить его, – сказал Катул. – Видишь его там, с Суллой? Два сапога – пара.

Пораженный Поросенок в упор смотрел на Катула. Катул готов был откусить себе язык. На какой-то момент он забыл, что перед ним не Квинт Гортензий. Он уже привык к тому, что его шурин всегда рядом, готовый выслушать его. Но Гортензия не было, потому что, когда Сулла проинформировал жреческие коллегии о том, кто войдет в них, имени Квинта Гортензия не прозвучало. И Катул посчитал решение Суллы непростительным. Такого же мнения держался и сам Квинт Гортензий.

Не ведая о том, что оскорбил Катула, Сулла тем временем беседовал с Цезарем, стараясь получить от него интересующие его сведения.

– Ты не усыпил свою жертву. Колоссальный риск, – заметил он.

– Я любимец Фортуны, – ответил Цезарь.

– Почему ты так думаешь?

– Ты только посмотри! Меня освободили от фламината. Я выжил после болезни, от которой обычно умирают. Ты не убил меня. И я с заметным успехом обучаю своего мула подражать аристократическому коню.

– У твоего мула есть имя? – усмехнулся Сулла.

– Конечно. Я назвал его Вислоухий.

– А как ты называл своего очень аристократичного коня?

– Буцефал.

Сулла затрясся от хохота, но ничего не сказал. Он оглядел присутствующих, а после молвил, протянув руку:

– Для восемнадцатилетнего юноши ты все замечательно устроил.

– Я следую твоему совету, – сказал Цезарь. – Поскольку я не способен смешиваться с толпой, я решил, что даже этот мой первый прием должен быть достойным моего имени.

– О да, ты заносчив. Не переживай, Цезарь. Это незабываемое угощение. Устрицы, кефаль, тибрская рыба, перепела – такой пир стоил тебе состояния.

– Конечно, больше, чем я могу позволить себе, – спокойно ответил Цезарь.

– Тогда ты расточитель, – только и сказал Сулла.

Цезарь пожал плечами:

– Деньги – это инструмент, Луций Корнелий. Мне все равно, есть они у меня или нет. Возможно, ты находишь, что деньги существуют для того, чтобы их копить. Я считаю, что деньги должны находиться в постоянном движении. Иначе они застаиваются. Так же и экономика. Отныне все деньги, которые встретятся на моем пути, я буду тратить на мою карьеру.

– Это прямой путь к банкротству.

– Я всегда справлюсь, – спокойно ответил Цезарь.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я – любимец Фортуны. Мне сопутствует удача.

Сулла вздрогнул:

– Это я – любимец Фортуны! Это мне сопутствует удача! Но помни: за удачу приходится платить. Фортуна – ревнивая и требовательная любовница.

– Но зато самая лучшая! – воскликнул Цезарь и засмеялся так заразительно, что все замолчали.

Многие из присутствующих надолго запомнят этот смех Цезаря и часто будут потом вспоминать – не потому, что у них возникли какие-то предчувствия, а потому, что он обладал двумя особенностями, которых они не имели: он был молод и красив Конечно, он не мог уйти, пока прием не покинет последний гость, а разошлись все много часов спустя. К тому времени Цезарь успел составить свое мнение о каждом из присутствующих. Таков уж был склад его ума – всегда откладывать в памяти все с чем сталкивался. Да, интересная компания – таков был его вердикт.

– Но я не увидел никого, с кем захотел бы подружиться, – сказал он Гаю Матию на рассвете следующего дня. – Ты не захочешь пойти со мной? Ведь ты должен отслужить свои десять кампаний.

– Нет, спасибо. Не хочу уходить так далеко от Рима. Я подожду назначения. Надеюсь, это будет Италийская Галлия.

Прощание оказалось долгим. В душе желая как можно скорее с ним покончить, тем не менее Цезарь вынес все с терпением, на какое был только способен. Самое худшее во всем этом оказалось желание многих пойти с ним, хотя он наотрез отказался взять с собой кого-либо, кроме Бургунда. Его двое личных слуг были только что куплены – прекрасное начало с людьми, не знающими его матери.

Наконец он простился с Луцием Декумием и его сыновьями, братьями из таверны перекрестка, Гаем Матием, слугами матери, Кардиксой и ее сыновьями, сестрой Ю-ю, женой, матерью. Затем Цезарь оседлал своего ничем не примечательного мула и уехал.

ЧАСТЬ III ЯНВАРЬ 81 г. до P. X. – АВГУСТ 80 г. до Р. X.