Итак, в ноны секстилия (5 августа) рабы закрыли виллу, и кавалькада отправилась в Рим. Сулла ехал верхом впереди, потому что был слишком нетерпелив и не мог передвигаться черепашьим шагом, вровень с носилками, где несли женщин. В результате он появился в Риме на два дня раньше прочих домочадцев и занялся последними деталями предстоящего праздника.
– Все пекари в Риме пекут хлеб и пирожные. Корабли с мукой уже прибыли, – самодовольно сообщил Хрисогон, который прискакал в Рим еще раньше Суллы.
– А рыба будет свежая? Уж больно жаркая погода.
– Уверяю тебя, Луций Корнелий, обо всем уже позаботились. Я распорядился, чтобы отгородили сетями часть реки выше ристалища, и рыба к нужному дню приплывет туда. Тысяча рабов будет потрошить ее и готовить утром в день праздника.
– А мясо?
– Гильдия поставщиков обещала нежное жареное мясо. Молочные поросята, цыплята, барашки. Из Италийской Галлии пришло известие, что ранние яблоки и груши привезут вовремя, – пятьсот повозок в сопровождении двух эскадронов кавалерии сейчас катятся по Фламиниевой дороге. В Альба Фуценции сейчас собирают землянику и укладывают на лед. Она прибудет в Рим в канун праздника – тоже с военным эскортом.
– Жаль, что люди становятся ворами, когда дело касается еды, – сказал диктатор, который в юные годы изведал бедность и голод и поэтому понимал такие вещи, как бы ни старался делать вид, будто это ему чуждо.
– Имей мы дело просто с хлебом, Луций Корнелий, повода беспокоиться не возникло бы, – объяснил Хрисогон. – В большинстве случаев они крадут редкие лакомства, которых еще не пробовали, либо то, для чего не настал сезон.
– Ты уверен, что у нас достаточно вина?
– Вина больше, чем достаточно, господин.
– Надеюсь, никакой кислятины?
– Только отличного качества. Те продавцы, которые могли бы всучить несколько амфор с прокисшим вином, слишком хорошо знают, кто покупатель. – Хрисогон улыбнулся, что-то вспомнив. – Я объявил, что, если мы обнаружим хоть одну амфору с прокисшим вином, их всех распнут, будь они гражданами Рима или нет.
– Я не хочу накладок, Хрисогон. Никаких помех!
Но помеха, которая все же имела место, была вовсе не связана с народным праздником. Это касалось Далматики. Супруга диктатора приехала в Рим, сопровождаемая множеством знахарок – всеми, каких только сумела собрать Корнелия Сулла в городах по Аппиевой дороге, мимо которых они проезжали.
– У нее кровотечение, – сообщила дочь Суллы отцу.
На лице его явно было написано облегчение.
– Она потеряет ребенка? – быстро спросил он.
– Мы думаем, что может.
– Было бы очень хорошо.
– Согласна, что не будет трагедии, если она потеряет ребенка, – отозвалась Корнелия Сулла, которая не тратила эмоций ни на раздражение, ни на возмущение, ибо она слишком хорошо знала своего отца. – Беспокойство вызывает сама Далматика, папа.
– Что ты имеешь в виду?
– Она может умереть.
Что-то ужасное мелькнуло в его глазах – дочь не могла понять, что это было. Сулла в отчаянии затряс головой и закричал:
– Он – предвестник смерти! И цена всегда оказывается наибольшей! Но мне наплевать, мне все равно! – Увидев удивление на лице Корнелии Суллы, он пришел в себя и фыркнул: – Далматика сильная женщина, она не умрет.
– Надеюсь.
Сулла поднялся.
– Раньше она не соглашалась увидеть его, но теперь ей придется позволить ему осмотреть себя. Хочет она этого или нет.
– Увидеть кого?
– Луция Тукция.
Когда несколько часов спустя бывший военный хирург ступил в кабинет Суллы, вид у него был мрачный. И Сулла, который прождал несколько часов в одиночестве, прошел за это время через все муки ада. Его свидания с Метробием всегда заканчивались каким-нибудь ужасным происшествием в семье. Это страшило Луция Корнелия, вызывало в нем чувство вины и покорности судьбе. Появление врача – одного, без Далматики – диктатор воспринял едва ли не с облегчением. Он не был уверен в том, что готов встретиться с женой лицом к лицу.
– У тебя плохие вести, Тукций.
– Да, Луций Корнелий.
– В чем именно дело? – спросил Сулла, кусая губу.
– Общее впечатление таково, что госпожа Далматика беременна, по крайней мере она так думает, – сказал Луций Тукций. – Но я сомневаюсь, что она носит ребенка.
Рубцы на лице Суллы стали ярко-красными.
– Тогда что же там?
– Женщины говорят о кровотечении, но кровотечением в собственном смысле слова это назвать нельзя, – хмуро пояснил доктор. – Немного крови есть, но она смешана с дурнопахнущим веществом, которое я назвал бы гноем, будь это раненый солдат. Полагаю, у нее своего рода внутреннее нагноение, но, с твоего разрешения, Луций Корнелий, я бы хотел узнать мнение других врачей.
– Делай, что хочешь, – резко сказал Сулла. – Завтра можешь приводить и уводить, кого сочтешь нужным. Я сейчас занят устройством свадьбы падчерицы. Вероятно, моя жена не сможет быть на этой свадьбе?
– Определенно нет, Луций Корнелий.