Читаем Фавориты Фортуны полностью

С тех пор минул год. Его двадцать пятый день рождения прошел в другой школе, а двадцать шестой – в школе, которую все обитатели называли Вилла Батиата. Никакого потакания на Вилле Батиата! Там находилось определенное количество людей, иногда оно чуть менялось, но в регистрационных книгах обычно записывали сто гладиаторов – пятьдесят фракийцев и пятьдесят галлов. Для Батиата они не являлись личностями. Только фракийцы и галлы. Все они пришли из других школ после какой-нибудь провинности, большей частью связанной с насилием или мятежом. Они жили как рудокопные рабы, разве что на Вилле Батиата их не сковывали цепями и хорошо кормили. Им было удобно спать, и разрешались свидания с женщинами.

Но по существу это было рабство. Каждый человек знал, что останется на Вилле Батиата до самой смерти, даже если выживет на арене. С возрастом, когда гладиатор уже не в состоянии больше выступать, он становился «доктором» или слугой. Этим гладиаторам не платили, интервалы между схватками были так коротки, что не позволяли ранам зажить, если дела требовали быстроты, – а у Батиата дела всегда развивались оживленно. Ибо цены в его школе были низкие, и приглашения приходили в основном от местных. Любой, у кого водились деньги и кто хотел почтить усопшего родственника, устроив погребальные игры, мог нанять пару гладиаторов Батиата.

Убежать с Виллы Батиата было практически невозможно. Внутри она была перегорожена на большое количество малых помещений, каждое окружено стенами и закрыто от других. Любое пространство, в котором передвигались гладиаторы, не соприкасалось с внешними стенами – огромной высоты, заканчивающимися железными загнутыми внутрь зубцами. Побег вне стен школы (во время выступлений) был тоже невозможен. Каждый гладиатор был прикован цепью за кисти и колени, на них были железные ошейники, их возили в тюремных фургонах без окон, а когда они шли пешком, их повсюду сопровождала группа лучников с небольшими составными луками и стрелами наготове. Только когда гладиатор вступал на арену, его освобождали от цепей, но лучники все равно стояли поблизости.

Как эта жизнь отличалась от жизни обычного гладиатора! Такому разрешали уходить из барака и приходить на ночь, его баловали и высоко ценили, он был идолом многих женщин и знал, что в банке у него копится приличная сумма. Он сражался не более пяти-шести раз в год и после пяти лет или тридцати схваток уходил в отставку. Даже свободные люди иногда становились гладиаторами, хотя в основном это были дезертиры или мятежники из легионов. И очень немногих присылали в школы уже рабами. Вся эта забота и баловство объяснялись тем, что тренированный гладиатор был очень дорогим капиталовложением, его необходимо сохранять, чтобы он был доволен и хозяин школы получал хорошую прибыль.

В школе Батиата все обстояло иначе. Ему было все равно, впервые человек вышел на арену или он борется уже десять лет. Жизнь на арене длилась, самое большее, десять лет. Это был спорт молодых. Даже Батиат не посылал на арену седеющих гладиаторов. Толпе и нанимателям его гладиаторы нравились ловкими, подвижными. Ушедший с арены в отставку гладиатор продолжал жить на Вилле Батиата. Печальная судьба, если учесть, что обычный гладиатор после отставки мог делать, что хочет и где хочет. Обычно он ехал в Рим или в какой-нибудь другой большой город и нанимался вышибалой, охранником или просто убийцей.

На Вилле Батиата царил строгий режим, оглашаемый боем по железному кругу. Расписание было нанесено краской на стене главного двора, где проводились тренировки, – очень высоко, чтобы нельзя было стереть. На закате сотню людей по семь-восемь человек запирали в каменные камеры, не имеющие связи друг с другом. Даже звук не проникал через стены. Каждый раз группы составлялись из разных людей, и ночью человек оказывался рядом с новыми людьми. После десяти дней его переводили в другую камеру. Батиат так искусно организовал перестановки, что новичку приходилось ждать целый год, прежде чем ему удавалось узнать половину состава. Камеры были чистыми, с большими, удобными кроватями и прихожей, где имелись ванна с проточной водой и много ночных горшков. Теплые зимой и прохладные летом, камеры использовались только от заката до рассвета. Днем домашние рабы убирали в них. С рабами гладиаторы не контактировали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза