Читаем Фавориты Фортуны полностью

Спартак знал каждый дюйм этой горы. Владения его отца располагались на ее западной стороне, и они со старшим братом много лет играли среди скал верхнего пика. Поэтому он вел свой обоз все выше, пока не достиг чашеобразной впадины, расположенной высоко среди скал на северной стороне. Края впадины были крутыми. Трудно спускать вниз телеги, зато на дне этой впадины росла сочная трава и нашлось достаточно места для людей и животных. Желтые пятна серы виднелись на откосе, и тянуло неприятным запахом. Но это только говорило о том, что на здешних травах никогда не пасли скот и пастухи никогда не приводили сюда свои стада. Болтали, будто в этом месте водятся призраки, о чем Спартак не счел нужным сообщать своим спутникам.

Несколько часов он был занят тем, что организовывал лагерь, строил укрытия из планок разобранных тюремных фургонов. Женщины стали готовить еду, мужчины выполняли разные поручения. Но когда солнце зашло за западный край круглой впадины, вождь восставших созвал всех.

– Крикс и Эномай, встаньте по обе стороны от меня, – приказал он, – а ты, Алусо, как наша жрица и моя женщина, сядь у моих ног. Остальные расположитесь лицом к нам.

Он подождал, пока люди выполнят распоряжение, а затем поднялся выше Крикса и Эномая, вскочив на камень.

– В настоящий момент мы свободны, но мы никогда не должны забывать, что по закону мы – рабы. Мы убили наших сторожей и нашего хозяина, и когда власти найдут нас, нас уничтожат. Никогда прежде мы не могли собраться, как люди, и обсудить наши цели, нашу судьбу, наше будущее.

Он глубоко вдохнул.

– Во-первых, я никого не держу против воли. Те, кто хочет искать свой путь, вольны уйти в любое время. Я не требую клятв и церемоний присяги на верность мне. Мы были заключенными, мы чувствовали на себе цепи, мы были лишены привилегий, которыми пользуются все свободные люди, и наших женщин принуждали заниматься проституцией. Поэтому я вас ничем не связываю. Вот это, – он показал рукой на лагерь, – временное укрытие. Рано или поздно мы будем вынуждены покинуть его. Нас видели. Уже заметили, как мы взбирались на гору, и весть о нашем поступке скоро будет следовать за нами по пятам.

Гладиатор, сидевший на корточках в переднем ряду, – Спартак не знал его имени – поднял руку, желая что-то сказать.

– Я понимаю, что нас будут преследовать и обнаружат, – сказал этот человек, хмурясь. – Не лучше ли разойтись сейчас? Если мы рассеемся, каждый в своем направлении, некоторым из нас, по крайней мере, удастся спастись. Если мы останемся вместе, нас вместе и поймают.

Спартак кивнул:

– В том, что ты сказал, есть доля истины. Однако я этого не поддерживаю. Почему? Главным образом потому, что у нас нет денег, нет одежды, кроме той, что выделил нам Батиат, – а эта одежда сразу нас выдаст. У нас нет больше ничего, что бы нам помогло, кроме оружия, которое окажется опасным, если мы разойдемся. У Батиата не было наличных денег, ни одного сестерция. Но деньги жизненно необходимы. И я думаю, нам нужно оставаться вместе, пока мы не найдем их.

– И как мы можем это сделать? – спросил тот же гладиатор.

Улыбка Спартака стала печальной, но не утратила обаяния.

– Понятия не имею! – честно ответил он. – Если бы это был Рим, мы могли бы ограбить кого-нибудь. Но это Кампания, она полна осторожных крестьян, которые держат деньги в банке или закопанными там, где мы их никогда не найдем. – Он простер руки. – Я скажу вам, чего я хочу. Потом каждый сможет обдумать мои слова. Завтра в это же время мы соберемся и проголосуем.

Крикс и Эномай закивали. Заместители Спартака знали о его планах не больше, чем все остальные.

– Скажи нам, Спартак, – сказал Крикс.

Понемногу темнело, но казалось, Спартак, стоя на камне, концентрировал на себе последние лучи заходящего солнца. Да, он выглядел человеком, за которым стоит пойти. Решительный, уверенный, сильный, надежный.

– Вы все знаете имя Квинта Сертория, – начал он. – Мятежный римлянин, он выступил против системы, которая производит таких людей, как Батиат. Он обосновался в Испании и скоро пойдет на Рим, чтобы стать диктатором. Он считает, что Республика должна быть другой. Мы знаем это, потому что слышали, как люди об этом говорили, говорили всякий раз, когда нас посылали куда-нибудь сражаться. Мы узнали еще, что многие в Италии хотят, чтобы Квинт Серторий встал во главе Рима. Особенно самниты.

Он замолчал, облизал губы.

– Я знаю, что буду делать! Я собираюсь в Испанию, где присоединюсь к Квинту Серторию. Но если это вообще возможно, я привел бы к нему целую армию – армию, которая уже нанесла бы удары по Риму Суллы и его наследников. Я собираюсь набрать солдат среди самнитов, луканцев и других племен Италии, которые скорее хотят увидеть новый Рим, чем наблюдать, как их наследство превращается в ничто. Я буду искать и среди рабов Кампании. Я предложу им все гражданские права в Риме Квинта Сертория. У нас больше оружия, чем нам требуется, – если мы не завербуем дополнительных сторонников. И когда Рим пошлет против нас войска, мы победим их и заберем их оружие!

Спартак пожал плечами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза