– Разве трудно было убедить их, что они должны были это сделать? – спросил молодой Гай Котта.
– Конечно, нет. Если даже эта пара больше ничего не понимает, они осознают важность популярности. Никто из них не способен к компромиссу, но я разделил заслуги поровну, и это их удовлетворило. Красс вынужден был проглотить свою гордыню и произнести все эти тошнотворные вещи про нашего дорогого Помпея. Но, с другой стороны, он стяжал лавры, первым протянув руку и пойдя на уступку. И получилось, что в состязании ради удовольствия толпы победил Красс. К счастью, Помпей этого не понял. Он думает, что победил он, потому что держался отчужденно и заставил своего коллегу признать его превосходство.
– Тогда лучше надеяться, – сказал Луций Котта, – что Магн так и не поймет, кто в действительности победил, пока год не закончится!
– Боюсь, что сорвалось твое собрание, дядя. Теперь тебе не унять толпу, чтобы проголосовать сейчас.
– Тогда проголосуем завтра.
Оба Котты и Цезарь покинули Римский Форум. Они поднялись по лестнице Весталок на Палатин, но на полпути Цезарь остановился и оглянулся. Там, внизу, стояли Помпей и Красс в окружении счастливых римлян. И сами счастливые. О расколе забыто.
– Этот год был похож на водораздел, – заговорил Цезарь, возобновив подъем по лестнице. – Все мы перешагнули через своего рода барьер. У меня очень странное чувство, что наша жизнь должна измениться.
– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, – заметил Луций Котта. – В этом году я вошел в историю со своим законом о составе жюри. И если я когда-нибудь решусь выдвинуть свою кандидатуру на консула, думаю, что это будет уже спад.
– Я не думаю о спаде во всех отношениях! – засмеялся Цезарь.
– А что будут делать Помпей и Красс, когда год закончится? – спросил молодой Гай Котта. – Говорят, никто из них не хочет уезжать, чтобы управлять провинцией.
– Да, это так, – подтвердил Луций Котта. – Оба возвращаются к частной жизни. А почему бы нет? У обоих совсем недавно были крупные кампании – оба они так богаты, что им не надо набивать кошельки доходами от провинций. Они увенчали свое совместное консульство законами, чтобы оградить себя от подозрений в измене, и законами, предоставившими их ветеранам земли. На их месте я бы тоже не поехал управлять провинцией!
– На их месте тебе было бы очень неудобно, – возразил Цезарь. – Куда они могут отсюда поехать? Помпей говорит, что возвращается в свой любимый Пицен и больше никогда не переступит порог Сената. А у Красса только одно желание – заработать ту тысячу талантов, которую он потратил в этом году.
Он с удовольствием глубоко вдохнул.
– А я собираюсь в Дальнюю Испанию квестором при губернаторе, который, к счастью, мне нравится.
– Бывший зять Помпея – Гай Антистий Вет, – усмехнулся молодой Котта.
Цезарь ничего не сказал о своем самом заветном желании: уехать в Испанию прежде, чем умрет тетя Юлия.
Но этому не суждено было сбыться. В середине февраля, в ненастную ночь, его позвали в дом Юлии. Его мать уже несколько дней оставалась там.
Юлия была в сознании и все видела. Когда он вошел в комнату, взгляд ее немного посветлел.
– Я ждала тебя, – сказала она.
В груди стало больно от усилия сдержать чувства. Цезарь смог даже улыбнуться, целуя ее, потом сел на край кровати, как делал всегда.
– Ну вот я и пришел, – попробовал он шутить.
– Я хотела тебя видеть, – повторила она. Голос ее был сильным, слова звучали отчетливо.
– Ты видишь меня, тетя Юлия. Что я могу для тебя сделать?
– А что бы ты для меня сделал, Гай Юлий?
– Все, что хочешь, – искренне ответил он.
– О, это меня успокаивает. Это значит, что ты меня простишь.
– Простить тебя? – удивился он. – Ведь нечего прощать, абсолютно нечего!
– Простишь меня за то, что я не помешала Гаю Марию сделать тебя фламином Юпитера, – пояснила она.
– Тетя Юлия, никто не мог помешать Гаю Марию сделать то, что он решил! – воскликнул Цезарь. – Окрестности Рима усеяны могилами тех, кто пытался остановить его. Мне ни на мгновение не приходила в голову мысль обвинить тебя! И ты тоже не должна себя винить!
– Не буду, если ты не будешь.
– Я не виню тебя. Даю слово.
Юлия закрыла глаза, из-под век ее потекли слезы.
– Мой бедный сын, – прошептала она. – Ужасная судьба быть сыном великого человека… Надеюсь, у тебя не родится сыновей, потому что ты будешь очень великим.
Цезарь встретился со взглядом матери и вдруг увидел чуть заметный румянец – она ревновала!
Реакция была мгновенной и жестокой. Цезарь обнял Юлию, прижался к ее щеке.
– Тетя Юлия, – прошептал он, – что же я буду делать без твоих объятий и поцелуев?
«Вот! – говорил матери его взгляд. – Это она была источником объятий и поцелуев, когда я был маленьким, а не ты! Ты никогда меня не целовала, не прижимала к груди! Как я буду жить без тети Юлии?»
Но тетя Юлия не ответила и не открыла глаз, чтобы посмотреть на него. Она уже больше ничего не говорила и никуда не смотрела. И так и умерла в его объятиях несколько часов спустя.