– Ты правильно выбрал для меня место в своем каталоге, дядя, – отозвался он. – Но думаю, что мой фламинат был лучшим из всего, что могло случиться со мной, при условии, что я сумел от него избавиться. Он научил меня быть и проницательным, и могущественным, он научил меня прятать мой свет, когда для него остается опасность погаснуть при демонстрации. Я теперь знаю, что время – более ценный союзник, чем деньги или наставник. Фламинат научил меня терпению, которого, по мнению моей матери, у меня никогда не было. Ничто не пропадает даром! Лукулл показал мне, что я могу продолжать учиться, развивая идеи и запуская их в жизнь через других людей. Я отступаю в тень и смотрю, что получается. Успокойся, Луций Котта. Мое время выступить вперед в качестве величайшей движущей силы еще придет. В свое время я даже стану консулом. Но это будет лишь началом для меня.
Ноябрь был суровым месяцем, даже несмотря на то, что погода оставалась приятной, как в мае, когда сезон и календарь совпадают. Тетя Юлия вдруг заболела, и врачи, даже Луций Тукций, не могли поставить диагноз. Это был синдром потери – веса, духа, энергии, интереса.
– Я думаю, она устала, Цезарь, – сказала Аврелия.
– Но не устала же она жить! – воскликнул Цезарь, которому было невыносимо думать, что в окружающем его мире не будет тети Юлии.
– О да, – сказала Аврелия. – Это – больше всего.
– У нее есть так много, ради чего стоит жить!
– Нет. Ее муж и сын умерли. Поэтому ей незачем жить. Я уже говорила тебе об этом. – И – чудо из чудес! – красивые фиолетовые глаза Аврелии наполнились слезами! – Я почти понимаю ее. Мой муж умер. Если бы ты умер, Цезарь, это был бы и мой конец.
– Конечно, это было бы горем, но не концом, мама, – возразил Цезарь, не в состоянии поверить, что он так много значит для матери. – У тебя есть внуки, у тебя – две дочери.
– Это правда. У Юлии этого нет. – Слезы уже высохли. – Но вся жизнь женщины – в ее мужчинах, Цезарь, а не в женщинах, которых она родила, и не в детях, которых родили они. Ни одна женщина не оценивает свою судьбу правильно. А судьба эта неблагодарна и неясна. Мужчины управляют миром, мужчины, а не женщины. Но умная женщина проживает свою жизнь через своих мужчин.
Цезарь почувствовал в ней слабость и ударил:
– Мама, что значил для тебя Сулла?
И, ослабевшая, она ответила:
– Он для меня был стимулом, интересом. Он ценил меня так, как никогда не ценил меня твой отец. Хотя я не хотела бы стать женой Суллы. Или его любовницей. Твой отец – мой единственный мужчина. А Сулла был моей мечтой. Не из-за его величия, а из-за страданий. У него не было друзей среди равных ему. Только один греческий актер, который последовал за ним после его отставки, и я, женщина. – Слабость ушла. Аврелия оживилась. – Но хватит об этом! Проводи меня к Юлии.
Юлия теперь превратилась в тень себя прежней, но немного воодушевилась, увидев Цезаря. И Цезарь лучше понял то, что говорила ему мать: умная женщина живет через своих мужчин. «Неужели так может быть? – думал он. – Неужели женщинам больше ничего не нужно?» Но потом он представил себе Римский Форум и Палату, где половину составляют женщины, и содрогнулся. Женщины существуют для удовольствия, для приватной компании, для услуг и пользы. Очень плохо, если они захотят большего!
– Расскажи мне, что говорят на Форуме, – попросила Юлия, держа руку Цезаря в своей.
Ее рука, заметил он, все более и более напоминала птичью лапку. Его ноздри, привыкшие к изысканному аромату, который она всегда распространяла вокруг себя, уловили что-то кислое, какой-то запах, которого не могли скрыть духи. И это был не возраст. Вдруг всплыло слово «смерть». Цезарь отогнал его и заставил себя улыбнуться.
– Я могу рассказать тебе что-нибудь о Форуме или о базилике, – весело сказал он.
– О базилике? Какой?
– О первой базилике, базилике Порции, которую Катон Цензор построил сто лет назад. Как ты знаешь, на первом этаже там заседает коллегия плебейских трибунов. Возможно, потому, что плебейские трибуны радуются возвращению своих полномочий, но состав трибуната нынешнего года решил улучшить помещение. Как раз в его середине стоит огромная колонна, которая мешает им проводить собрания в большем составе – там умещается только десять человек. Поэтому Плавтий, глава коллегии, решил отделаться от столба. Он позвал самых лучших архитекторов и спросил их, есть ли какая-нибудь возможность избавиться от колонны. После многочисленных промеров и расчетов он получил ответ: да, колонну можно убрать, и здание не пострадает.
Юлия лежала на ложе, Цезарь присел на край. Ее большие серые глаза, провалившиеся в синие глазницы, в упор смотрели ему в лицо. Она улыбалась, искренне интересуясь рассказом.
– Не могу представить, что будет дальше, – сказала она, сжав его руку.