Фавориты Фортуны

– Мне кажется, что мы, сенаторы, стали сентиментальнее за годы, минувшие от Гая Гракха до диктаторства Луция Корнелия Суллы. Мы с сожалением вспоминали привилегию быть присяжными, забывая о реальных обязанностях жюри. Нас было триста против ста пятидесяти рыцарей с общественной лошадью. Затем Сулла вернул нам нашу любимую обязанность быть присяжными. И хотя он увеличил состав Сената, чтобы справиться с этой проблемой, мы вскоре оказались перед фактом, что все мы, живущие в Риме, постоянно заняты то в одном, то в другом жюри. Потому что постоянные суды многое добавили к обязанностям присяжных. Судебных процессов было значительно меньше, когда большая часть их должна была осуществляться народным собранием индивидуально. Думаю, Сулла рассуждал так: меньший состав каждого жюри и больший состав самого Сената облегчат обязанности присяжных. Но он недооценил проблему. Я приступил к исследованию, убежденный только в одном; что Сенат, даже в своем увеличенном составе, недостаточно многочислен, чтобы обеспечить жюри для каждого суда. И все же, почтенные отцы, я не хотел бы возвращать суды всадникам восемнадцати первых центурий. Я чувствовал, что это было бы двойным предательством – по отношению к моему собственному сенаторскому классу и по отношению к отличной системе правосудия, которую дал нам Сулла своими постоянными судами.

Теперь все слушали, восхищенные: во всем, что говорил Луций Котта, был определенный здравый смысл!

– Сначала я думал разделить состав жюри поровну между Сенатом и восемнадцатью старшими центуриями. Каждое жюри будет состоять на пятьдесят процентов из сенаторов и на пятьдесят процентов из всадников. Однако несколько расчетов показали мне, что бремя ответственности для сенаторов все же слишком тяжело.

Лицо Луция Котты было очень серьезным, глаза сияли. Вытянув вперед руки, он продолжал, слегка понизив голос:

– Если человек пришел, чтобы составить свое мнение о коллеге, каким бы статусом тот ни обладал, он должен прийти на слушание свежим, активным, заинтересованным. Но это невозможно, когда данный человек входит в состав сразу нескольких жюри. Он измучен, он становится скептиком, он уже не заинтересован ни в чем – и гораздо более склонен к взяточничеству. Ибо какую другую компенсацию, спрашивает он себя, может он получить, кроме взятки? Ведь государство не платит своим присяжным. Поэтому государство не должно иметь права отбирать у человека огромное количество личного времени.

Последовали кивки и одобрительный ропот. Палате очень нравилось, к чему клонит Луций Котта.

– Я знаю, что многие из вас думают точно так же. Что обязанность быть членом жюри должна быть распределена между большим количеством людей. Я знаю, естественно, что совсем недавно состав присяжных был поделен между двумя сословиями. Но, как я уже сказал, ни одно из решений, которые приходили нам на ум до сих пор, не было принято. Если мы имеем тысячу восемьсот всадников минус члены Сената в восемнадцати старших центуриях, тогда доля всадников остается довольно большой и один всадник может, вероятно, за один год присутствовать только в одном жюри.

Луций Котта помолчал, довольный тем, что видит. Он продолжал быстрее: