Ее внук, A. B. Мещерский, вспоминал: «Она была женщина строгой жизни, очень приятной наружности; ее все любили и уважали, но и немного побаивались. Она имела обыкновение высказывать свои мнения без околичностей и всем говорить правду в глаза, что не всегда нравилось, но к чему все привыкли и что придавало этой замечательной старушке особую оригинальность». И рассказывает, что «одной из самых интересных была ее переписка с императором Александром I в то время, когда он был под сильным влиянием мистицизма… К великому нашему сожалению, она перед самой смертью своей сожгла эту переписку… объяснив, насколько я помню, свой поступок близким именно тем, что никто не достоин читать эти письма». Внук полагает, что речь в письмах шла о религиозных вопросах и бабушка убеждала Александра отказаться от увлечения мистицизмом. В кабинете ее хранился портрет Александра, впрочем, так было и во многих других кабинетах ее современниц и современников.
Многие девицы и дамы и в России, и за рубежом мечтали обратить на себя внимание Александра. Но главной любовью в его жизни была, по всей видимости, Мария Нарышкина (в девичестве Четвертинская).
Прекрасная полячка, дочь вельможи, убитого во время восстания Тадеуша Костюшко за слишком явно выраженную симпатию к России, родилась в Варшаве в 1779 году и приехала в Россию с мачехой и сестрами по приглашению самой Екатерины II. Мария выросла настоящей красавицей, ее взяли ко Двору, она получила шифр Елизаветы Алексеевны, став ее фрейлиной. Но во фрейлинах проходила недолго, уже через год, в 1795 году, ей нашли мужа — 31-летнего богача гофмейстера Дмитрия Нарышкина. В обеих столицах считали, что это прекрасная пара. «Между мужчинами, — писал Булгарин в своих воспоминаниях, — никто не мог сравняться с стариком Л. А. Нарышкиным и его сыновьями Александром и Дмитрием Львовичами… Оба брата были прекрасные мущины, истинно аристократической наружности. Род Нарышкиных отличался и красотою телесного, и добродушием, и популярностию. У всех их была какая-то врожденная наклонность к изящному, и каждый находил у них приют». О молодой жене Нарышкина он написал следующее: «Но что всего привлекательнее было в Марии Антоновне — это ея сердечная доброта, которая отражалась и во взорах, и в голосе, и в каждом ея приеме. Она делала столько добра, сколько могла, и беспрестанно хлопотала за бедных и несчастных…».
Гаврила Романович Державин к свадьбе Дмитрия Нарышкина и Марии Четвертинской написал эпиталаму (свадебную песнь), в которой такие слова:
А позже он посвятил Марии Нарышкиной стихи:
Возможно, с Периклом Державин сравнивает Александра, который быстро обратил внимание на красивую фрейлину своей жены. После замужества Нарышкина переселилась в Петербург, в дом своего мужа на набережной Фонтанки (современный адрес — угол наб. реки Фонтанки, 21, и Итальянской ул., 39) и завела у себя салон. Летом супруги уезжали на дачу на Петроградской стороне, расположенную на набережной напротив Каменного острова.
Стихотворение Державина об Аспазии заканчивается так:
Алексей Юрьевич Безугольный , Евгений Федорович Кринко , Николай Федорович Бугай
Военная история / История / Военное дело, военная техника и вооружение / Военное дело: прочее / Образование и наукаГеоргий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное