«…В Царском была тишина. Многие, конечно, знали (через прислугу дворца), что отъезд назначен на наступающую ночь, но, повторяю, спокойствие в городе царило полное.
…В это время в Александровском дворце вся семья, уложив вещи (в течение 7 дней), буквально „сидит на чемоданах“ в полукруглом „бальном“ зале, выходящем окнами в парк. Прислуга, еще в ливреях, страшно расстроена. Плачут. Слышны заглушённые рыдания. 2½, 3, 4, 4½. часа утра… Светает. Запели птицы. Первые лучи солнца окрасили верхушки деревьев. Прекрасен на заре желто-белый дворец Гваренгиев с колоннадой, единственной в своем роде в мире: светлые тона его стен так гармонируют с сиренево-розовым небом…
…Четыре-пять закрытых автомобилей. Первый предназначен Николаю II, сыну и жене. Второй — для дочерей…
…Из дверей появляется невзрачная сугубо — на сей раз — печальная, густо обросшая бородой, в форме полковника, фигура Николая II. Под руку с ним — бывшая императрица. Медленно, качаясь (от усталости и волнения), спускаются они по пандусу. Николай берет под козырек: „Здорово, молодцы“; — чуть слышно отвечают; „Здравия желаем, господин полковник“. За ними, вприпрыжку, выросший неожиданно, — бывший наследник. Бледен. Шутит. Балаганит. Далее — сестры. Худенькие, бледные, остриженные… серо, даже бедно одетые — в пелеринках, жмутся одна к другой. Жеста, геройского движения, позы царственной (вели-то, как на плаху) ни у кого!
Садятся в автомобили. Отъезжает первый. В окошечке его, что сзади, вижу в слезах императрицу. Перекрестила оставшихся на балконе, свою бывшую челядь (или дворец?)…».
Николай и его семья уехали навстречу своей судьбе.
Их ожидал путь в Тобольск, где их поселили в губернаторском доме. Кажется, никто толком не знал, на каком положении царская семья, кто они — заключенные, ссыльные или лица, находящиеся под охраной Временного правительства.
Пьер Жильяр, гувернер царевича, сопровождавший семью в этом переезде, писал: «Царская Семья занимала весь верхний этаж просторного и удобного губернаторского дома. Свита жила в доме богатого тобольского купца Корнилова, расположенном через улицу, почти напротив. Охрана состояла из солдат — бывших стрелков императорской фамилии, приехавших с нами из Царского Села. Она находилась под начальством полковника Кобылинского, человека сердечного, который искренно привязался к семье, за которой должен был наблюдать. Он сделал все, что мог, чтобы смягчить ее участь.
Вначале условия нашего заключения были довольно сходны с царскосельскими. У нас было все необходимое. Тем не менее Государь и дети страдали от недостатка простора.
В самом деле, для своих прогулок они располагали только очень маленьким огородом и двором, который устроили, окружив забором широкую малопроезжую улицу, проходившую на юго-восток от дома. Этого было очень мало, и там приходилось быть на глазах у солдат, казарма которых господствовала над всем отведенным нам пространством. Приближенным и прислуге была, напротив, по крайней мере, вначале предоставлена большая свобода, нежели в Царском Селе, и они могли ходить в город и ближайшие окрестности».
Но наступила зима, и от прогулок пришлось отказаться. Особенно страдал от вынужденной неподвижности Николай, мать писала ему: «Я ужасно сожалею, что тебя не пускают гулять. Знаю, как это тебе и милым детям необходимо. Просто непонятная жестокость!». Мужчины начали заготавливать дрова, это давало возможность размяться и разогнать кровь. Учились пилить дрова и дети.
Единственной радостью оставались письма из Петербурга. Николай переписывался с матерью, Александра — с Анной Вырубовой, но письма приходили редко и нерегулярно. «Мы устроили игры и всячески изощрялись найти забавы, способные внести разнообразие в монотонность нашего заключения, — вспоминает Пьер Жильяр. — Когда начало становиться очень холодно и большая зала сделалась необитаемой, мы нашли себе приют в соседней, единственной действительно уютной комнате дома, служившей гостиной Ее Величеству. Государь часто читал вслух, а Великие Княжны занимались рукодельем или играли с нами. Государыня обыкновенно играла одну или две партии в безик с генералом Татищевым, а затем также брала какую-нибудь работу или лежала на своей кушетке. В этой мирной семейной обстановке мы проводили долгие зимние вечера, как бы затерянные в беспредельности далекой Сибири».
На Рождество все дарили друг другу подарки, сделанные своими руками, сходили на рождественскую службу в местную церковь, поставили домашний спектакль.
Алексей Юрьевич Безугольный , Евгений Федорович Кринко , Николай Федорович Бугай
Военная история / История / Военное дело, военная техника и вооружение / Военное дело: прочее / Образование и наукаГеоргий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное