Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Поскольку юную Елизавету прочили невестой французского дофина, она прекрасно знала французский язык. Вслед за ней этот язык выучил и весь Двор, до этого преимущественно изъяснявшийся по-немецки. Именно тогда французский стал особым «дворянским язычком», и эта традиция сохранилась, как нам известно, до конца XIX века. Именно при Елизавете полюбили французские вина, французскую моду, именно тогда русским дипломатам, аккредитованным в Париже, давались наказы приобрести для Елизаветы партию шелковых чулок. При этом политические отношения с Францией часто бывали довольно напряженными. Россия искала новых союзников в Европе, а русские аристократы и Двор не брезговали рейнскими и токайскими винами и польской водкой.

Маркиза де Помпадур

Но Елизавета немало сделала и для русской культуры. При ней открыли первые гимназии, Московский университет и Петербургскую Академию художеств. В столице создан первый Императорский театр. Сама императрица любила итальянскую оперу, но любила и русские песни, которые не только пела, но и сочиняла. Одну из ее песен сохранили для нас историки XIX века: Во селе, селе Покровском,

Среди улицы большой,
Разыгралась-расплясалась
Красна девица-душа,
Красна девица-душа,
Авдотьюшка хороша.
Разыгравшись, взговорила:
«Вы, подруженьки мои,
Поиграемте со мною,
Поиграемте теперь;
Я со радости с веселья
Поиграть с вами хочу…»

и т. д.

И, конечно, Елизавета неслучайно вошла в историю как «веселая царица». Мы уже знаем, что роскошные придворные балы и церемонии — часть «правил игры», необходимость, представление, которое монархиня и ее Двор давали для своих подданных и иностранных послов. Но, кажется, Елизавета искренне наслаждалась этой обязанностью.

Зимний дворец в первой половине XVIII в. С гравюры М.М. Махаева

Ей нравились маскарады, на которых она могла показать свои прекрасные ноги (нам они, возможно, показались бы слишком тучными), появляясь в мужских костюмах, то в роли французского мушкетера, то в форме голландского матроса, то в обличье казачьего атамана.

И вообще ей нравилось блистать, и нравилось, когда все вокруг нее блистало. Сохранились воспоминания «придворного брильянтщика» — ювелира Жереми Позье, создателя Большой Императорской короны, о маскарадах в деревянном Зимнем дворце: «В маскараде участвовали обыкновенно все, кто только мог достать билет на вход; билетов же раздавалось от 1000 до 1500.

Жереми Позье

Маскарады эти были роскошны и давались в Императорском дворце, где по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. С одной стороны находятся 12 больших окон, соответствующих такому же числу зеркал из самых огромных, какие только можно иметь; потолок исписан эмблематическими фигурами.

Нелегко описать впечатление, которое зала эта производит с первого взгляда по своей громадности и великолепию; по ней двигалось бывало бесчисленное множество масок в богатейших костюмах, разделенных на кадрили и на группы; все покои бывали богато освещены: в одну минуту зажигается не менее десяти тысяч свеч. Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный. В одной из комнат обыкновенно императрица играла в фараон или пикет, а к десяти часам она удалялась и появлялась в маскарадной зале, где оставалась до пяти или шести часов утра, несколько раз переменяя маски. По окончании бала каждый удалялся.

В обыкновенные дни давали четыре разных представления: французскую комедию и русскую комедию, итальянскую оперу и немецкую комедию. Придворный театр очень хорош, великолепно раззолочен. Каждое воскресенье бывали прием и бал, кроме больших праздников. Нельзя ничего вообразить себе более величественного Двора при подобных случаях: редко бывало менее трех тысяч гостей, в том числе лучшая молодежь обоего пола.

Придворные дамы немало способствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу и сверх того умеют до невозможности подделывать свою красоту. Все женщины в России, какого бы они ни были звания, начиная императрицей и кончая крестьянкой, — румянятся, полагая, что к лицу иметь красные щеки.

Наряды дам очень богаты, равно как и золотые вещи их, брильянтов придворные дамы надевают изумительное множество. На дамах сравнительно низшего звания бывает брильянтов на 10–12 000 руб. Они даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских государынь была хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская императрица.