Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Алешу не оставили в Ленинграде, а отправили в Кронштадт. Перед отъездом его отпустили попрощаться, он был и у нас, и у Оли. Мы постарались потеплей снарядить его: зима еще только началась, но морозы давали о себе знать. В Кронштадте мы никого не знали, кроме семьи Рыбкиных. Петр Николаевич Рыбкин был помощником Александра Степановича Попова, изобретателя беспроводного телеграфа, братом М. Н. Рыбкиной, о которой я много писала выше. Петр Николаевич всю жизнь прожил и проработал в Кронштадте, раньше он изредка бывал в Петербурге, заходил к Тищенко. Жена его, Маргарита Владимировна, тоже иногда бывала у них, заходила и к нам. Я водила Алешу, когда он увлекался устройством радиоприемников к их сыну Володе, специалисту по радиотехнике. Я не помню, по собственной инициативе или по нашему совету отыскал их Алеша в Кронштадте. Они очень ласково его приняли, Маргарита Владимировна написала Марии Маркеловне письмо о том, что они очень рады его видеть у себя. Он приходил к ним каждый выходной день, они общались с ним как с родным. Для нас это, конечно, было большим облегчением — знать, что в такой трудный момент он там не так одинок.

В части к нему тоже хорошо относились. Его непосредственное начальство, майор Сыроватин, приехав в Ленинград, позвонил Оле, что привез от Алексея письмо и предложил отвезти ему небольшую посылку. Мы с Олей ездили к нему за письмом, он нам сказал, что пока ни в каких боевых операциях они не участвовали, хорошо отозвался об Алеше. Вскоре после этого почти всех, кто был с Алешей, отправили на выполнение боевого задания, и все они погибли. Сколько в ту войну погибло молодых ленинградцев! Погибло, с одной стороны, из-за небывалой жестокой зимы, с другой — из-за необдуманных распоряжений военного начальства.

Зима действительно была исключительно суровой, неделями стояли морозы в минус сорок и ниже. Птицы замерзали на лету, по всей Ленинградской области вымерзли плодовые деревья, вымерзли местами даже такие морозоустойчивые деревья, как ели. И в таких-то метеорологических условиях военное начальство впервые использовало лыжников не только для разведки, но и в качестве атакующей силы, посылая их брать дзоты. Лыжники гибли массами и от вражеского огня, и от морозов. Ночевать в оставленных финнами постройках было небезопасно, солдаты рисковали наткнуться на какой-нибудь сюрприз, оставленный врагами, в виде коробка спичек, банки консервов, которые взрывались, когда легкомысленные руки дотрагивались до них.

В лаборатории Алексея Евграфовича ходили по рукам письма К. А. Оглоблина, описывавшего свою походную жизнь. А другой Костя, Костя Давыдов, больше не писал писем, он был убит. Мы жили в постоянном страхе, хотя Алеша и был в относительно большей безопасности, чем другие, но в любой момент его могли отправить на какую-нибудь операцию, подобную той, в которой погибли его товарищи. Видя, что с финнами шутя не справишься, что, действуя против них малыми силами, можно только понапрасну губить людей, начальство двинуло против них значительно превосходящие их силы и привело наконец войну к желанному концу. Опасная близость границы под самым Ленинградом у Белоострова была ликвидирована, весь Карельский перешеек вместе с Выборгом перешел к нам. Можно себе представить, как мы были счастливы, что война окончилась и Алеша, целый и невредимый, вернется к нам. Однако демобилизовали Алешу не сразу, он вернулся домой только в мае.

5.5. Смерть Елизаветы Евграфовны и Вячеслава Евгеньевича Тищенко. Восьмидесятилетие А. Е. Фаворского. Последнее лето в Луге. Сталинская премия. Моя работа над докторской

Если бы не тревога за близких, война мало чувствовалась в Ленинграде — жизнь шла обычным путем. Зима 1940–1941-го была очень тяжелой для семьи Тищенко. Вячеслав Евгеньевич и всегда был худой, а теперь исхудал еще больше. Он всю жизнь кушал много, но никогда не толстел, был, как про него говорили, «худоежливым и худопичливым». Последнее время ему приходилось следить за своим желудком, за диетой, а в конце концов у него оказался рак пищевода. Елизавета Евграфовна на здоровье обычно не жаловалась, только последнее лето 1940 года она стала плохо себя чувствовать. Позже она говорила, что ощутила — заболела серьезно. Вскоре по приезде в город она так плохо себя стала чувствовать, что пришлось обратиться к врачам, ее положили в больницу на обследование. Хотя у нее уже подозревали рак, но ей об этом не говорили.