Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Зато в больнице ей грубо открыли на это глаза: когда утром должны были направлять некоторых больных на рентген, санитарки заспорили, в каком порядке их отправлять. Одна из них во всеуслышание заявила: «Раковую теперь давай», показывая на Елизавету Евграфовну. Когда после этого к ней пришел врач, она спросила у него: «Доктор, у меня рак?» Тот, стараясь обратить все в шутку, ответил: «Не рак, а целый рачище!» Так это и было на самом деле, у нее был рак поджелудочной железы, и ничего поделать было невозможно. Вячеслав Евгеньевич особых болей не чувствовал, только ничего почти не мог глотать и постепенно худел, худел и слабел. Елизавета Евграфовна страдала больше и без наркотиков не могла обходиться. Она не вставала с постели, а Вячеслав Евгеньевич потихоньку бродил по квартире. Елизавета Евграфовна умерла первой. Перед тем как везти гроб на кладбище, в квартире собрались провожающие, чуть живой пришел и Вячеслав Евгеньевич, от слабости и от волнения он не смог сам прочитать и просил В. И. Егорову прочесть то, что он написал. Я запомнила только начало: «Лиза, красавица моя», — писал Вячеслав Евгеньевич. Да, он всю жизнь считал ее красавицей, и даже теперь, глядя на ее изможденное, неузнаваемо изменившееся лицо, он видел ту красавицу Лизу, которую любил всю жизнь. На кладбище ехать он, конечно, не мог, с ним осталась В. И. Егорова. После смерти Елизаветы Евграфовны он еще больше ослабел. Чтобы как-то поддержать его, врачи решили сделать ему фистулу и искусственно питать его. Операцию он выдержал, но ничего уже не могло ему помочь, не помогло и искусственное питание. Он умер тихо, без страданий, от слабости. Алексей Евграфович был в Москве на сессии, когда скончался Вячеслав Евгеньевич, ему сразу же дали знать, и он приехал на похороны. Гражданская панихида была в актовом зале Университета. Алексей Евграфович тяжело переживал смерть Вячеслава Евгеньевича, с которым он проработал бок о бок всю свою жизнь. Их оставалось двое, тех, которые знали и помнили Менделеева и Бутлерова, которые сжились с Университетом, любили его, радели о нем, о его процветании, о развитии в нем химической науки. Их оставалось двое, все их сверстники и товарищи умерли, а теперь Алексей Евграфович оставался один, последний. Тяжело опустив голову, он сидел в полупустом еще актовом зале и думал эти печальные думы, думал о том, что скоро настанет и его черед. Он сказал, что ему будет трудно и тяжело присутствовать на панихиде и на кладбище, попрощался с Вячеславом Евгеньевичем и ушел из зала до начала панихиды.

4 марта 1940 года Алексею Евграфовичу исполнилось восемьдесят лет (фото 62). Это знаменательное событие готовилось отметить в Москве в Академии наук. Приглашение присутствовать на торжестве получили и многие ленинградцы, в том числе сотрудники и ученики Алексея Евграфовича из Университета, Технологического института, ГИПХа. К этому сроку было издано «Собрание избранных трудов», туда вошло большинство его статей по 1937 год включительно. Получили приглашение все члены нашей семьи, но Алеша был на фронте, Ирина кормила Ваню, так что поехали только мы с Марией Маркеловной и Никита. Остановились мы, конечно, у Марины. 4-го утром принесли газеты, где был приказ о награждении Алексея Евграфовича орденом Красного Трудового Знамени. Все ждали ордена Ленина и были несколько разочарованы, старались не показать это Алексею Евграфовичу. Особенно возмущался А. Н. Крылов. Когда мы вернулись в Ленинград, он говорил Марии Маркеловне: «Всякие там балерины и певицы получают орден Ленина, а тут человек столько сделал для науки. Какое может быть сравнение?!» В то время действительно ордена давали направо и налево, каждый день почти печатали в газетах, кто каким орденом награжден. Когда же писали про таких людей в газетах или в официальных бумагах, то ко всяким заявлениям и занимаемым должностям прибавляли слово «орденоносец», или «дважды орденоносец».

Фото 62. Алексей Евграфович Фаворский. 1940 г.