Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Летом 1947 года Мария Маркеловна вплотную занялась постройкой. Развалины бани были снесены, на этом месте были устроены клумбы, здание сторожки было отодвинуто от большого дома, были выстроены хлев и баня. В начале весны у Маретты родилась черная с белым телушка, а в середине лета у нас по участку стал бегать замечательный милый щенок. Без собаки Софии Христиановне было скучно жить зимой. Мы узнали, что недалеко от нас продаются щенки, и пошли их смотреть вместе с Олей и всеми ребятами. Собака-мать была очень непривлекательна: песочного цвета с короткой шерстью, небольшого роста. Щенки были похожи на нее, только один был более темного цвета с густой, длинной курчавой шерстью. Как только мы его увидели, на других и смотреть не захотели. Хозяину не хотелось отдавать самого лучшего щенка, он все предлагал нам других, в конце концов принужден был согласиться, и за пятьдесят рублей отдал нам Мишку, как он его называл. Я принесла его домой, где он вскоре стал всеобщим любимцем и весело носился по участку с детьми. Хотя он и был похож на медвежонка, такой же буроватый и круглый, как шарик, мы не захотели звать его Мишкой и назвали его Мурреем по предложению Маши, которая уже учила географию и знала эту реку (фото 70). Весной я побывала в Пушкине, где продавали саженцы яблонь, и купила там яблони неизвестных сортов, так как за время войны хозяйство в питомниках, конечно, было разрушено, и названия сортов не сохранились. К счастью, все сорта оказапись очень хорошими. Ездила я и в Павловск за саженцами крыжовника, смородины и земляники. Гибридные саженцы последней оказались тоже очень хорошими.

Фото 70. Иван Домнин с Муреем. 1956 г.

Как раньше в Луге, так и здесь, в Келломяках, мы занимались посадками вместе с Софьей Христиановной. Благодаря корове, у нас был навоз, и мы могли удобрять нашу песчаную землю. Этим летом Оля не ездила в экспедицию, погода была хорошая, и дети почти каждый день ходили на море купаться с Ириной и Олей. В моем саду еще было мало малины, и потому мы с Олей решили съездить за малиной в Рауту, где жила жена Сережи Штейнберга со своей матерью. Ягод там было много, и они приглашали Олю навестить их и заодно сходить за ягодами. Добрались мы до них к вечеру, нас встретили очень приветливо, накормили ужином и уложили спать на сеновале, где в хорошую погоду всегда спала Нина. Нина договорилась с хозяйкой, что завтра утром она сведет нас в знакомые ей малиновые места. Мать Нины очень удивилась, что я тоже пойду за ягодами.

«Ведь это очень далеко», — сказала она. Но Оля заявила ей, что Татьяна Алексеевна испытанный ходок. Встали мы очень рано, так как идти пришлось действительно очень далеко, но зато малины там было в изобилии. Невольно вспомнились наши боровские походы за малиной: там были низенькие кустики, росшие на голых горах. Здесь кусты были высокие, образовывавшие среди леса настоящие заросли.

Мы шли по узким лесным дорожкам, безбоязненно заходили вглубь леса, найдя особенно богатые малиной кусты. Мы уже шли по направлению к большой дороге, чтобы поворачивать домой, как вдруг увидели с одной стороны дорожки, совсем близко от нее, высокий вал, сложенный из гранитных камней, бетонных плит и надолб, тянущийся в обе стороны далеко вглубь леса. Мы слышали, что где-то в этих местах проходит знаменитая линия Манергейма, которую финны считали неприступной, но которая была взята нашими войсками. Мы почувствовали себя очень неуютно. А вдруг здесь мины? К счастью, дорожка свернула в сторону, и мы скоро удалились от этого зловещего памятника войны. Пообедав и немного отдохнув, мы отправились на станцию и вечером уже угощали всех наших домашних малиной.

Этим летом мы с Олей сделали большое дело: достали штакетник для забора. До сих пор участок наш был огорожен столбами с прожилинами. По воскресеньям много ленинградцев выезжало за город: гуляли, отдыхали, закусывали. Через наш недостроенный забор легко было перелезть, и каждую неделю мы имели удовольствие наблюдать, как на лужайке напротив нашей террасы располагалась какая-нибудь компания, пила, ела, шумела, и, уходя, оставляла после себя яичную скорлупу, жестянки и всякий мусор. Однажды такая компания расположилась даже за стеной старой бани, почти у самого дома, а когда я им заметила, что это частная дача, частный сад, мне ответили: «Теперь ничего частного нет, все общее», — и продолжали свой пикник. Поэтому мы очень обрадовались, когда Оля договорилась в одной столярной мастерской где-то на Садовой, что они продадут нам рейки для забора в количестве двух машин.