Я не считал в уме, однако пять минут, должно быть, истекли. Ускорение начало нарастать, но очень плавно, и я с облегчением понял, что мое ощущение вертикали не меняется. Корабль придавливал нас к полу, зато не швырял на стены, не сваливал в кучу, где вполне можно задохнуться или переломать кости. Слышались стоны и крики беженцев, – возможно, у некоторых обострились неприятные ощущения от старых или недавних ран. Но если они переживут ближайшие две минуты, я смогу продлить им жизнь еще на два часа.
– Нам нужно еще кое-что обсудить, – тихо сказал я.
– То есть вопрос насчет возможной смерти моей подруги и большинства товарищей решен?
– Вовсе нет. Как только наступит невесомость, мы пойдем и выясним, удастся ли восстановить связь с леди Арэх. Но есть одна заминка. С тобой и со мной ничего не случится – в рубке управления есть противоперегрузочные кресла. Ничего не случится и с Сидрой – она, можно сказать, в подвешенном состоянии. Но всем остальным нужно будет приготовиться к торможению в десять
Пинки поднял голову, преодолевая трехкратную перегрузку, и взглянул на беженцев.
– Заминка, говоришь?
– По-другому не получится. Единственное, что радует, – это ненадолго.
Он несколько секунд смотрел на меня, затем кивнул.
– Как я понимаю, ты рассматривал и другие варианты?
– Да, и все они значительно хуже.
– А когда мы получим гидеоновы камни – что дальше?
– Сидра что-то говорила про Арарат. Впрочем, уже не в первый раз.
– Ты был на Арарате, Вонючка?
– Нет, а стоило побывать?
Пинки ответил не сразу:
– Интересное местечко.
– Тебе оно знакомо?
– Мы все побывали на Арарате. Я, леди Арэх… старик. Жили там какое-то время. Потом случилось кое-что нехорошее, и мы улетели. Пожалуй, я предпочел бы никогда туда не возвращаться.
К тому времени, когда «Коса» покинула атмосферу Йеллоустона, она уже двигалась по баллистической траектории, с небольшой избыточной скоростью, которой хватало как раз для того, чтобы пересечь орбиту леди Арэх. Свиньи достаточно хорошо перенесли переход к невесомости – после всего, что им довелось пережить, новые ощущения даже воспринимались как нечто приятное, – но я прекрасно знал, что вскоре последует множество не столь приятных побочных эффектов, к которым мало кто из них готов. Системе очистки воздуха предстояло иметь дело не только с газообразными отходами, и я надеялся, что Сидра настроила ее должным образом.
Пинки воспринял невесомость как само собой разумеющееся. Вдвоем мы быстро добрались до рубки управления. Я мысленно отсчитывал минуты до того момента, когда нам потребуется обеспечить безопасность беженцев. Мы с Пинки договорились действовать совместно: ему предстояло связаться с леди Арэх и выяснить положение дел в цитадели, а мне – убедить корабль, чтобы он принял меры для защиты новых пассажиров. Если же из этого ничего не выйдет, имеется запасной вариант: возможно, Сидра все еще в сознании – она напрямую даст команду кораблю.
– Можешь сообщить леди Арэх, что мы летим к ней, – сказал я Пинки, после того как велел кораблю открыть для него канал связи. – Наше примерное время прибытия… через сто девять минут. Скорее всего, она не увидит нас, пока мы не окажемся прямо над ней, резко тормозя. Так что предупреди ее, пусть отменит боевой режим для всего оружия, которое у нее есть.
– Беспокоишься, что она может причинить нам вред?
– Больше беспокоюсь насчет того, что может предпринять в ответ «Коса».
Пинки и леди Арэх связались друг с другом; и хотя я был занят вопросом безопасности беженцев, я слышал большую часть разговора. Старые союзники – насколько я мог понять, даже старые друзья – едва не срывались на крик. Леди Арэх проклинала меня за то, что я рассказал Пинки о случившемся с цитаделью. Пинки злился на леди Арэх за то, что та решила, будто ему не хватит хладнокровия воспринять известие, как подобает разумному существу. Леди Арэх в свою очередь возмущалась, что он безрассудно пренебрег ее мудрым советом вести себя сдержаннее, а ведь ею двигали лишь забота и глубокое понимание того, на какие крайности он способен.
– Смелее тебя никого нет! – кричала она. – Не далее как сегодня ты был готов пожертвовать жизнью ради великого дела, ради нашей борьбы! Но тогда еще был шанс, клочок надежды, повод во что-то верить. После того что случилось с цитаделью, все кончено. Ничего уже не сделать, вообще ничего, и я не стану рисковать жизнью моего лучшего друга второй раз за день!
– Называешь меня смельчаком, а сама все от меня скрыла, хотя ему рассказала…
– Он должен был знать, что в цитадель уже нет возврата! – Голос леди Арэх дрожал от ярости.
Пока это продолжалось, я пытался сообразить, как объяснить кораблю, что ему придется позаботиться о себе самому. Вероятно, до него дошло мое послание, а может, и нет. Понять было невозможно.
Постепенно ругань и вопли сменились неким подобием рассудительного диалога, и наконец леди Арэх согласилась поделиться информацией, которую она получала из цитадели, – вернее, лишь малой ее толикой, поскольку данные, передаваемые по голосовой лазерной связи, приходилось сжимать почти до предела.