Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

– Как будто можно придумать что-то новое. На «внутреннем фронте» немедленно замкнуть все существующие спецслужбы друг на друга. Пусть начинают взаимную «охоту на ведьм». Пресса соответственно переключается на беспрерывное освещение постоянно раскрываемых заговоров, тайных сетей исламистов, буддистов, сионистов, сторонников возрождения империи ирокезов, возвращения Техаса Мексике и так далее. Лютенс поднимает архивы эпохи маккартизма[159] и повторяет всё, что тогда было – в десятикратном масштабе. Как у нас в тридцать седьмом. Чем бессмысленнее и страшнее, тем лучше. Но – никаких упоминаний о России, коммунизме и тому подобном. Только коррупция, борьба за передел сфер влияния внутри страны, превращение Америки в тоталитарное государство, исламский терроризм… Масоны, сионские мудрецы, «Чёрные пантеры»[160], «мировая закулиса», да кто угодно подняли головы, чтобы совместными усилиями сокрушить «американскую мечту»…

Воронцов закончил свой пассаж и с интересом ждал реакции друзей и Арчибальда. Сарториус продолжал говорить по телефону в дальнем углу библиотеки и ничего этого не слышал.

– Долго готовился? – спросил Новиков.

– Да как тогда с вами на пароходе поговорил, так и начал размышлять. Помните, был у Ленина такой труд – «Заметки постороннего»? Вот и я как некий «посторонний» начал проигрывать «на картах» разные варианты. Думаю, дойдут ребята до «точки невозврата», тут и мои соображения на что-то пригодятся…

– Пригодятся, отчего бы нет? – кивнул Новиков. – Что ж мы, по-твоему, совсем в детство впали? Рановато ещё. Мы и сами примерно так же, как и ты, мыслили. Сейчас не двадцатый год в России, когда лёгкого толчка хватило, чтоб всю историю поменять. Ни вдвоём, ни впятером Штаты на шестнадцать румбов не развернуть. Как и нашу «Валгаллу» рулевым веслом. И соображения на «вторую фазу операции», как ты выразился, у нас есть. Интересно бы сравнить, что у тебя ещё, кроме прозвучавшей декларации. Насчёт маккартизма и «пантер» подсказка к месту. Про мексиканцев мы думали, собирались даже кое-что покруче завернуть… А что ты под «общим резервом» понимаешь?

– То же, что и учебник стратегии генерала Леера. Не учтённые противником силы, превосходящие возможности обороняющейся стороны парировать наносимый ими удар…

– То есть? – до сих пор не понимая, что Дмитрий имеет в виду, спросил Шульгин. Арчибальд тоже не выглядел школьником-отличником, с трудом удерживающимся от того, чтобы не закричать: «А я знаю, а я знаю!» Один Удолин по-мефистофельски усмехался, довольный, что его идеи с использованием «Детей американской революции» чем-то совпадают с соображениями Воронцова.

Похоже, Дмитрий действительно придумал нечто, выходящее за плоскость обыденных представлений. Словно бы житель двухмерного мира, догадавшийся, что такое «высота», и научившийся ею пользоваться. А сами они слишком долго общались с представителями если и гуманоидной, но только по некоторым внешним признакам, цивилизации, в действительности полностью и совершенно чуждой человеческому мышлению.

Даже нобелиат Скуратов испытал острый приступ комплекса неполноценности, догадавшись, что те «нечеловеческие логики», что он исследовал в своих трудах, так же соотносятся с действительностью, как излюбленные математиками N-мерные пространства или физиками – «абсолютно чёрное тело».

Вывихивая мозги в попытках осознать, что на самом деле собой представляет мышление «высших дуггуров» (а те людей, похоже, в общебытовом плане воспринимали гораздо адекватнее)[161], участники экспедиции, в какой-то мере и временно, конечно, утратили привычную связь с земной реальностью. Отчего и не смогли, как это умели раньше, с лёту уловить ход мыслей Воронцова.

Впрочем, следует признать, Дмитрий с первых дней знакомства ухитрялся ставить в тупик оригинальностью и вызывающей нестандартностью своего мышления не только компанию своего сослуживца Левашова, но даже и самого Антона.

– Вы, по-моему, слышали о завершении автономного существования мадам Дайяны с её пансионом благородных девиц и не менее благородных юношей…

– И слышали, и видели, – осторожно сказал Шульгин.

– Так вот, означенная мадам Дайяна, с которой вы знакомы гораздо ближе, чем я…

– Ну, не настолько уж ближе, – с двусмысленной улыбочкой сказал Шульгин, которого с первого дня знакомства, несмотря на все неприятности, что она им доставила, главная аггрианка весьма интересовала в весьма прозаическом плане. Действительно ли она может оказаться столь же интересна как женщина, как обещает её внешность и некоторые детали поведения, или это всего лишь иллюзия, и она – не более чем зримое воплощение возложенной на неё функции. Вроде Арчибальда.

– Это – твоя проблема, – сочувственно сказал Воронцов. – Никто не мешает дерзнуть…

– Где уж нам. Ещё превратит в козлёночка…