Джим отстегнул ремень с небольшим подсумком и двумя мечами. Вытащил один меч из ножен и протер сухой тряпкой, которую носил во внутреннем кармане холщовой куртки. Блики света озорно заплясали по полированному металлу. Джим вложил меч в ножны и отстегнул второй меч, подарок Дмитрия и Суена. Плазменный меч, появившийся из трубки, имел рубиновый оттенок. Стены ниши, в которой расположился на ночлег Джим, приобрели фантастические рисунки из-за переливов света, излучаемого плазменным мечом. Джим выключил меч и бережно положил рядом с первым.
Нио подбросил в костер еще дров, и тот с жадностью их проглотил. Костер жарил так, что вблизи сидеть было невозможно. Но не костер мешал Нио заснуть. В памяти постоянно возникал образ того Джима, которого они встретили в начале перехода.
«Тот Джим был очень мрачен, — думал Нио, — почему он не стал с нами говорить? Может быть, потому, что все смогли выйти из Вечного города, а он нет? Да, наверное. У него и одежда была другая. Это был не тот Джим, который с нами… — Мысли у Нио стали путаться, и он, пытаясь их прояснить, старался припомнить, как выглядел «тот» Джим. — Конечно, у него костюм был из какого-то темного материала, и с левой стороны — золотистая нашивка. А мечи? А мечи у него были, и пистолет еще был какой-то. Нет, это не этот Джим, — решил Нио, — это другой Джим, который без нас». С этой мыслью Нио блаженно заснул.
Джим очнулся и поднял голову. На него смотрел Сартос. Все тот же старина Сартос.
— Сартос, — сказал Джим.
— Здравствуй, Джим.
— Сартос! — воскликнул Джим. Тревожные мысли захлестнули его, как бушующее море. — Скажи, Сартос, им поможет то, что я сделал?
— Пойдем, — сказал старик, — по дороге расскажешь. Вначале они шли молча. Джим собирался с мыслями. Потом проговорил:
— Понимаешь, Сартос, когда я шел вместе с ними, я встретил себя. И я сам себя предупредил, я всех предупредил. Но все равно ничего не помогло. Теперь вчера, когда я возвращался… Я прошел мимо, думая, что, может, так изменю ход событий. Это правда, Сартос? — Джим остановился и схватил старика за плечи. — Скажи, Сартос, что-нибудь изменится?
— Нет, — проговорил Сартос.
После короткой разведки экспедиция вышла из тоннеля.
Ярко-красное большое солнце контрастировало с синим небом очень эффектно. Самым неестественным здесь, на иссушенном солнцем пустыре, был маленький холмик с входом в переход, из которого только что вышли земляне. Что бы с ними ни случилось, обратная дорога в Вечный город будет их ждать и никуда не денется. Это один из маленьких капризов ПЕРЕХОДА. Когда заходишь, попадаешь в Вечный город. Когда выходишь — мир будет уже другим.
Оружие было наперевес, и все то и дело осматривались.
— Дмитрий, — нарушил молчание Суен. — Поставь радиомаяк.
— Уже поставил.
— Хорошо. Дэймон, как у тебя с анализом воздуха?
— Норма, командир.
— Отлично. Всем снять кислородные маски, — приказал Суен, — разбиться по парам для поочередной смены носильщиков. Пошли.
Экспедиция выстроилась по ходу в колонну.
— Слышь, Тодеуш? — позвал Вадим.
— Да? — отозвался Тодеуш.
— Ты чего это оглядывался, когда из тоннеля выходили? Смотрел, не идет ли за тобой жена? — сострил Вадим.
— Нет, Вадим. На этот раз я смотрел, чтобы с тебя запчасти не сыпались.
Все засмеялись. Настроение приподнялось. Солнце нещадно палило. Казалось, оно вообще застыло на месте.
Настала очередь Джима нести носилки. Он был в паре с Дмитрием. Дмитрий снял с плеча автомат, положил на носилки и встал впереди. Джим все время смотрел под ноги, чтобы не упасть. Уродливая, полопавшаяся земля навевала грустные мысли. И опять лил этот нещадный соленый пот, который резал глаза и вызывал в теле мучительный зуд.
— Помню, когда в последний раз спал с женой, она меня спросила: «Почему это ты, дорогой, так натопил?» А я ей отвечаю: «Тяжело в учении, легко в бою». Так она мне потом такую «баню» устроила, еле выжил. Не поняла меня… ха-ха… Думала, я во время экспедиций без конца женщин меняю… ха-ха… в экстремальных условиях.
— Только нам не надо заливать, — подхватил Вадим. — Думаешь, мы не видели, как в прошлом переходе ты с обезьянами любезничал? Жаль только, обезьяна неграмотная тебе попалась, а то бы ты ее живо в постель затащил.
Когда стало нестерпимо жарко и даже грубый юмор перестал помогать, сделали привал. Решили идти вечером и по возможности всю ночь. Люди медленно попадали в блаженстве на землю, прикрываясь от солнца плащами и блестящим полиэтиленом. Дмитрий лег рядом с Джимом и предложил закурить.
— Нет, спасибо, — ответил Джим.
— Ну как хочешь. Было бы предложено, — сказал Дмитрий, — а помнишь, как мы отдыхали на Гринуалде?
Джим рассмеялся:
— Да, Дима, это было великолепно. Светило неназойливое солнышко. Щебетали трехметровые птички, а мы сидели на деревьях и ждали удобного случая, чтобы добраться до тоннеля.
— Ну, ты там прекрасно отдохнул, по-моему.
— Это тебе показалось. Помню, какое у тебя было выражение лица, когда эти ползучие гады напали. Ты тогда скорчил свою знаменитую рожу, прокричал «Шухер!» и полез на дерево. — Джим улыбался.