Febris эротика

— А это что? Альбом для фотографий? Такой огромный! На сколько же он снимков рассчитан? Это мне очень нужно. Столько фото скопилось. Тем более что я еще африканские наши снимки никак не оформлю в альбом. Но теперь непременно.

— И еще мед, орехи, конфеты. Большое спасибо!

Иван молча наблюдал, смотрел с тоской, понимая, что видит эту женщину, скорее всего, последний раз в жизни. Он предпринял было попытку к сближению:

— Ир, а помнишь, как мы отдыхали с тобой?

— Ну конечно!

— А на пляже ночью помнишь?

— Иван! — Она досадливо поморщилась. — Давай не будем об этом. Хорошо?

Он не унимался:

— А в самолете? Ир!

— Послушай, Иван! Мне пора.

Он схватил ее за руку. Сильно, страстно, с надеждой. Но ее холодный взгляд был красноречивей любого высказанного вслух отказа.

Он отпустил ее запястье.

— Тебя проводить?

— Нет, спасибо!

— Ир! — Он потянулся к ней и вновь крепко сжал ее руку. — Ир! Ну пожалуйста, не бросай меня…

— Да ты пойми! — Ирина осторожно высвободила руку. — Тебе же нужна ответная реакция, чувство, правильно? Тебя же не устроит равнодушие!

— Конечно, не устроит. Но я хочу тебя! Что же мне делать? — В глазах металось отчаянье.

— Febris erotica? — Ире показалось, что она произнесла эти слова про себя, а выяснилось, что вслух.

— Что? — переспросил он. — Что ты сказала?

— В переводе с латыни «любовная лихорадка».

— Ну и что! Ну и пусть! — В его голосе появились истеричные нотки. — Это плохо? Разве любовь — это плохо?

— Любовь — хорошо! Лихорадка — плохо.

Он как-то сник. Совсем.

— Пожалуй, ты права. Ладно. Иди. Позволь только звонить тебе. Хоть изредка. Пока я не справлюсь со своим чувством. Можно?

— Звони, — безразлично разрешила она.

Чернота внутри Ивана сгущалась. Казалось, не только грудная клетка, но и желудок, и живот, и все органы, какие только есть в его теле, все куда-то делись, уступив место болезненной, непроглядной черноте. И только сердце продолжало колотиться как бешеное. Непонятно, правда, было, где, в каком месте оно колотится? В голове? В горле? Или в дрожащей руке, которая никак не могла чиркнуть спичкой.

Аля встретила Надежду с радостью, расспросила о новостях, рассказала, что скоро возвращается Тимур, и они будут набирать новый курс. Тимур, оказывается, был в высокогорной экспедиции, общался с монахами, постигал шаманские практики и теперь, обогащенный новыми знаниями, приезжает снова в Москву.

Надежде очень хотелось заниматься. Она и так жалела, что вынуждена была оставить занятия. Ну как ей быть? Где выкроить время хоть раз в неделю? Целыми днями работа. Вечерами — светская жизнь, от которой ей совсем не хочется отказываться. Воскресенье? Единственный выходной. Нереально. К тому же занятий по воскресеньям не бывает. Муж и без того злится, что Надя вечно занята, домом и семьей практически не занимается. Да, кстати, о муже. Она же, собственно, с этим вопросом и пришла.

— А что за вопрос? — поинтересовалась Аля.

— Понимаешь… — заволновалась Надежда, — остыла я. Ничего не чувствую к нему.

— В постели ты имеешь в виду?

— Не только! Ни в обыденной жизни, ни в общении, ни в постели. Интерес пропал. И как к человеку. И как к мужчине.

— Подожди, подожди! — Аля остановила собеседницу. — Мы же столько занимались. Говорили о том, как строить гармоничные взаимоотношения с партнером, как правильно себя вести. Разве не так? Или ты ничего не применяешь на практике?

— Ну как не применяю?! Конечно, я старалась. Ведь мы с ним уже восемь лет вместе. А занимаюсь я пять, да нет, пожалуй, больше пяти лет. И все эти годы я только и пытаюсь усовершенствовать, преобразить… — Надежда с трудом подбирала слова. Было видно, с каким усилием она произносит эти незамысловатые фразы.

— И что?

— А то, что в какой-то момент поняла: не хочу! Больше не хочу! Ведь согласись: это если два человека стремятся что-то изменить в себе, продвинуться, развиться. Тогда да! Тогда у них что-то получается. Они, что называется, идут в одной упряжке: вместе работают, вместе отдыхают…

— Согласна.

— А не так, как у нас. Я одна постигаю высоты, я одна стремлюсь донести что-то до него, а у него, кроме соцсоревнования, на уме ничего нет.

— Так, стоп! — Аля решительно прервала собеседницу. — Материальную основу существования никто не отменял. Подумай сама, как бы ты смогла учиться, постигать, расти над собой, если бы не было в твоей семье определенного материального достатка? И квартиру ты получила, и дочка растет. Кто это обеспечивает? Кто зарабатывает на жизнь?

— Алечка, так-то оно так, и я понимаю всю твою правоту. Но и ты меня пойми: не искрит, не загорается. Домой иду без настроения, из дома улетаю с радостью. Дочка — да, с той полное взаимопонимание. Она у меня послушная, спокойная, никаких проблем. А с мужем — никакого интереса. Все остыло внутри.

— И что ты надумала?

— Помнишь, Алечка, ты обещала нам показать какую-то технику, как правильно расстаться с надоевшим партнером.

— Помню, конечно! Я ее показала девочкам. Ты просто уже перестала ходить к тому времени. Поэтому ты и не в курсе.

— Да? А мне? Мне можешь рассказать?