Febris эротика

Почему-то Галин мобильный не отвечал. Не отвечал он неделю, две, три. Сашка названивал несколько раз на дню. Все безрезультатно.

Димка, который разговаривал с мамой минимум два раза в неделю, наседал на отца:

— Пап, как ты думаешь, что с мамой?

— Пап, почему она молчит?

— Пап, а вдруг с ней что-то случилось?

Ни на один из этих вопросов Сашка ответить не мог. Он и сам ими мучился…

В какой-то из дней позвонила Олеся и будничным голосом бесцветно произнесла:

— Галя в больнице.

— Откуда ты узнала? Что с ней? — чуть ли не заорал Сашка.

— Дозвонилась. С ней случилось непонятно что. Я толком не поняла, что именно. Только в больницу ее забрали…

— Господи! — у Сашки как-то мелко затряслись руки… и вспотели… — Господи! — почти беззвучно повторил он.

— Саш… ты не очень… не волнуйся… там врачи хорошие…

— А с кем ты говорила? С ней?

— Да нет. Трубку ребенок взял. Я не сообразила: мне надо было кого-то взрослого подозвать к телефону. Знаешь что, давай я еще раз попробую позвонить, вдруг удастся выяснить подробно, — голос у нее был виноватый, чуть обиженный и немного тревожный одновременно. — Я как что-то узнаю, перезвоню тебе.

Саша положил трубку и замер над телефоном. Он не ожидал от себя такой реакции. Потных ладоней, дрожащих рук, липкого страха где-то за грудиной, очень-очень глубоко, и осознания полной своей беспомощности…

Димке соврал, что у мамы что-то с телефоном, что она сама дозвонилась откуда-то с почты и что у нее все нормально.

— А чего ты такой, пап?

— Какой?

— Ну… нерадостный… Мама дозвонилась, а ты не рад будто?

— Волнуюсь я что-то… И вообще, когда связь односторонняя, это всегда напрягает.

— Пап, а чего она говорила-то? Что-нибудь новое? Когда мы к ней поедем?

— Не знаю, сынок. Про это ничего она не говорила.

А через несколько дней в трубке раздался голос Галины. Слабый, почти неузнаваемый, но такой родной, такой любимый, что Сашка заорал, как ненормальный:

— Галка! Наконец-то! Что с тобой? Мы с Димкой измучались от неизвестности!

— Все хорошо! Теперь уже все хорошо! Я работу тебе нашла. Приедешь?

— Конечно! Что ты спрашиваешь? Любую работу… Мне все равно. Лишь бы рядом с тобой!

— Знаешь, из всего, что я смогла найти, нам подходит только стройка.

— Ну и пусть стройка! — в тот момент ему действительно было все равно.

— Просто это единственное место, где не общежитие, а квартиру предоставляют. И даже с возможностью выкупа.

— Хорошо, хорошо! А сама-то ты где?

— Я пока в больнице. А из больницы, честно говоря, мне идти некуда. Могу, конечно, к прежней хозяйке на день-два попроситься… Но сам понимаешь…

— А как же быть?

— Есть совсем дешевые отели, чуть ли не одна звезда. Но платить, пусть немного, а надо… Давай так сделаем. Я как из больницы выйду, сразу вышлю деньги тебе на билет. Кстати, ты себе загранпаспорт сделал?

— Ну, конечно! И себе, и Димке.

— Ну вот. Как только деньги получишь, покупай билет и вылетай. Может, к какой-нибудь тургруппе примкнешь? Посоветуйся с Олесей, у нее были связи в турагенстве.

Имя Олеси больно ударило его, и он еле выдавил из себя:

— Ладно.

— Я разговаривала с отделом кадров… ну стройки этой. Сказали, что им очень нужны рабочие. Правда, ты же не квалифицированный специалист, а разнорабочий скорее. Но думаю, прорвемся! Главное — твое желание. А как только оформишься, сразу и жилье дадут.

— Галь, мы прилетим! Сразу, ты не волнуйся! Я вот только не знаю, как с Димкой… Может, пусть бы пока у мамы… Год бы доучился. И мы пока обустроимся. А к лету заберем. А?

Галя тяжело вздохнула. О сыне она запрещала себе вспоминать. Не могла не вспоминать, но очень редко позволяла себе истинное погружение в тоску по ребенку. Потому что после таких приступов грусти она долго плакала, не могла часами прийти в себя, а это действовало разрушительно на и так некрепкую психику.

Ей надо было быть всегда в тонусе, в движении, в борьбе за выживание, а слезы — разве это помощник?

И сейчас, только муж заговорил о сыне, она сразу замолчала, пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу. Он почему-то не глотался, а так и стоял, перекрывая дыхание. Она даже говорить не могла. Кое-как попрощалась и отключилась.

Сашка тоже почему-то почувствовал какое-то волнение. Глаза увлажнились, нос засопел. Черт! Что это такое? Только плакать ему не хватало! Ничего, скоро все решится, только к Лесе не будет он обращаться ни за советом, ни за помощью. Сам разберется. Без нее.

Олеся переживала далеко не самые лучшие свои времена. С очередным мужем рассталась, с Сашкой разругалась. Да и что у нее могло с Сашкой получиться? На что она рассчитывала? Что он Галку бросит и на ней женится? Это было бы, конечно, вершиной счастья! И даже наплевать в этом случае ей было бы на подругу. Такое счастье перевесило бы все сомнения, угрызения совести и прочие глупости, о которых слишком много говорят, но которые ничего не значат, когда речь идет о личном… По мнению Олеси, все эти мелочи типа «неудобно-цинично-непорядочно» ничего не стояли, когда она думала о Сашке. А о таком слове, как предательство, она предпочитала не задумываться вовсе.