Когда де Сада вывели, я открыл окно — захотелось солнечного света, который искажала слюда в рамах. Из этой комнаты открывался прелестный вид чрез городские крыши на глубокий дол поймы реки, там ласкали взор покрасневшими листьями убранные виноградники. Робко желтеющие в долинах леса по мере своих закарабкиваний в горы становились все красочней и сочней всеми оттенками прелестной золотой осени. А еще выше смачным мазком угнездились вечнозеленые хвойные породы. Меж лесами видны были ручьи, водопады и речные излучины. А дальше синели Пиренеи, переходя в ослепительно белый снег вершин. Горы тянулись друг за другом, как в сарабанде, и радовали глаз своей мощью и силой. Особенно глаз владельца.
И я всем своим естеством ощутил — это МОИ горы. И я их никому не отдам.
— Сир, — раздалось за спиной.
Обернулся. У двери стоял Эрасуна. Как всегда собран и подтянут. Как всегда в хауберке. И как всегда ударил кулаком по заднице верхнего быка на гербовой котте. Я даже пожалел бедное вышитое животное: сколько же ему достается, когда сержант бьет себя в грудь, — кулачище-то у вояки будь здоров…
— Какие будут приказания, сир?
— Проводить конта де Сада до Тамплиерского отеля и не препятствовать ему туда войти. Также не препятствовать ему со слугами оттуда выйти и отбыть в Арманьяк или в любую другую землю домена Луи на востоке. И нив коем случае не пускать его на запад, чтобы он ненароком не заскочил в Альбре.
Сержант-майор кивнул, что ему все понятно.
— Дать ему достойное сопровождение до наших границ. Он теперь и мой посол к Луи. Его задача — освободить наших людей, что в Плесси-ле-Туре, в обмен на остальное посольство, которое сидит у нас в башне. Пусть сопровождение возглавит барон де Труавиль. Позовете его ко мне, я сам поставлю ему задачу.
Также отдал ему распоряжение о слугах пленников. Особо обратил внимание, чтобы все вещи и деньги пленников и их слуг, кроме оружия и доспехов, остались в неприкосновенности. Не хватало только, чтобы меня еще обвинили в крысятничестве… Коней их содержать, как положено в замковых конюшнях. Нормально кормить и вовремя выгуливать, чтобы не застоялись.
Эрасуну сменил отец Жозеф с привычным уже требованием отбывания мной епитимьи.
Оттарабанив положенные молитвы, я его спросил:
— Святой отец, есть ли в ближайшей округе хороший умный инквизитор?
— Выявились еретики, сир? — Священник встал в охотничью стойку.
— Пока нет, но… мне нужен опытный человек, умеющий устанавливать истину в допросах без применения палаческих пыток. Обвиняемые — нобили, и преступление — светское… пока. Но раскрыть его надо быстро и доказательно. Желательно с полным признанием обвиняемого. Или с достаточными уликами обвинения для суда равных.
Вот так вот… Хотели инквизитора из своего ордена — так постарайтесь для меня заранее, а то ведь, как говорили в двадцать первом веке — оказанная услуга уже ничего не стоит.
— В чем состоит это преступление, сир?
— В покушении на жизнь священной особы монарха.
Капеллан с пол минуты думал, а я его не торопил. Наконец он ответил:
— Я найду вам такого инквизитора, но вы, сир, берете на свою душу тяжкий грех.
— Мой грех — мои молитвы, падре. На моих плечах вся наша земля и весь наш народ. Так что грехом больше, грехом меньше…
Потом приперся Труавиль за охранными грамотами для де Сада. Своих войск я ему не дал, но разрешил призвать свои вассальные копья для этой миссии в счет их обязательной бесплатной службы мне. А также тех молодых придворных, каких он сочтет годными. А я лишний раз посмотрю на тех, кто ему годен.
В конце он все же пожаловался:
— Сир, моя честь уязвлена. Все эти проверки… Неужели недостаточно моего честного слова кабальеро?
Ну на такой наезд у меня давно уже лежит домашняя заготовка.
— Если бы проверяли только вас, барон, то, возможно, ваши претензии и имели бы свои резоны. Но проверяют всё и всех. Я просто хочу знать, где у меня что лежит и сколько. Чтобы начать свое правление с чистого листа. К вам же у меня доверие полное, иначе я бы не стал возлагать на вас столь ответственную и почетную миссию — охрану посла, который должен добраться до земель руа Луи в целости и невредимости. Чтобы ни один волос не упал с его головы.
Затем заявилась маман. Как и ожидалось — с претензиями. Видно, инвентаризация добралась и до ее покоев.
— К чему все эти мелочные придирки, которые творят твои люди, сын? Весь двор в расстройстве, — обрушила она на меня поток обвинений. — Не с того надо начинать царствование, чтобы восстанавливать против себя придворных. У нас и так врагов хватает.
— Маман, присядьте. — Я самолично галантно придвинул ей кресло.
Потом позвонил в золотой колокольчик. Почти такой же, как у бретонского дюка.
Появившемуся Сезару приказал принести матери сидра, а мне кофе.
— Только пусть его сварят амхарцы! — крикнул оруженосцу вдогонку.
Вот так вот, без допинга уже и не жизнь…
— Зачем все это? — продолжила маман наезд. — К чему это крохоборство, недостойное кабальеро? Зачем переписывать в доме каждую безделушку?