–Много ты понимаешь, – кинула она в сторону девушки. – Скоро будет пора, красавица, потерпи еще немного, золотце. Вот сейчас, – на очередной схватке она подхватила голову Оли и прижала подбородком к груди, приподняв с подушки, – сейчас…. Пора!
В один миг старуха перевернула роженицу затылком в потолок, и Оленька почувствовала, что сильно хочет в туалет.
–Давай, мальчик, выходи, – приговаривала старуха, – порадуй бабушку Тамилу….
Мгновение – и позыв прошел, но Оля едва успела выдохнуть, как накатила новая волна, еще сильнее. Терпеть ее уже не было сил. Оленька стиснула зубы и замычала. Кот довольно закрыл глаза и затарахтел как трактор на всю комнату. Оля закричала и почувствовала, что всё тело напряглось, позвоночник потянуло назад и вниз, а потом стало легко, словно она в затяжном прыжке повисла над бездной… Старуха Тамила подхватила белый комочек и укутала в махровое полотенце. Повисла тишина, только дернулось пламя свечи, зашипев, и мурчал громогласно кот.
Оля рухнула на кровать, провалилась в мягкую перину. Старуха заглянула в полотенце, цокнула и принялась медленно качать новорожденного, что-то приговаривая.
–Он не плачет…Почему он не плачет? – Вероника сделала шаг к Тамиле, но та выставила перед собой ладонь, заставляя девушку остановиться. Кот вальяжно потерся о ноги хозяйки, хрипло мяукнул, недовольно потряхивая хвостом.
Оля не сводила глаз со старухи. Старуха стояла посреди комнаты, беззвучно двигая губами, закрытые веки дергались, будто под ними двигались сотни червей. Она раскачивалась из стороны в сторону, волосы выбились из-под платка и торчали в разные стороны. Свеча нещадно коптила и шипела. Малыш молчал. Ноги у Вероники подкосились – она поняла, почему ребенок не издавал ни звука, но не могла себе в этом признаться.
Вдруг старуха выкинула руку в направлении окна и стекло в нем рассыпалось на осколки, вылетев наружу. Мельчайшие крошки блестели бриллиантами в снегу. Оля едва заметила резкое движение в сторону печки – топочная дверца отлетела в сторону, высвобождая языки пламени. В окно залетел снежный вихрь и смешался с огненным потоком. Стихии закружились вокруг старухи с такой яростью, что разметали по комнате вещи и посуду. Вероника вжалась в дальний угол и закрыла голову руками. Из бело-красного вихря неслись таинственные слова, которых Оленька никогда не слышала. Внезапно всё стихло.
Старуха прижимала к тощей груди скомканное полотенце.
Жалобный детский плач заполнил комнату.
*** *** ***
Мария Григорьевна решилась разобрать вещи сына. Те самые, что разрешила забрать полиция. Прошло почти полгода с того злополучного утра, когда она узнала о смерти Егорушки. Тоня похозяйничала в доме – на память остались одни фотографии. Пенсионерка с тяжелым сердцем открыла коробку. Телефон Егора, с отбитым краем и царапиной по экрану. Жаль, так и не успел сменить, а ведь хотел, но купил матери пальто. Чек из аптеки. Покупал лекарства для матери. Связка ключей. От квартиры на набережной. Проклятая квартира – не будет там счастья никому. Вот и у Тони с мужем разлад случился. Она намедни жаловалась, что он уехал и даже не звонит. А первой тоже звонить не будет. Говорит, что он уехал с Олей, Егоркиной Олей. Но ведь она беременная, хоть и аферистка.
«С ней нужно быть осторожнее» – так говорит Тоня. Но Мария Григорьевна в это не хочет верить. Уж очень ей хочется иметь внука. А теперь что получается? Что может это и не внук, раз Паша с ней уехал? Тоне нельзя переживать сейчас, а он так поступает…
Мария Григорьевна вздохнула и заглянула в коробку. На самом дне, в углу, что-то блестело. Мама вытащила монетку, круглую, с дырочкой сверху. Солнце со змееобразными лучами. Медальон. Амулет. Оберег.
«Странно, – подумала Мария Григорьевна, – никогда не видела такой вещи у Егорушки. Наверное, в полиции напутали что-то и чужое попало в коробку. Или…»
Лицо Марии Григорьевны вытянулось и даже сетка морщин стала не такой выраженной.
«Или это был не Егор….»
*** *** ***
Тоня без интереса разглядывала поверхность застывших вод Снегды. От Паши всё еще не было вестей. Женщина была обижена и встревожена одновременно, но звонить первой значило бы всё простить. А простить такое Тоня не могла. Удивительно, но она так ни разу и не видела его бывшей семьи, детей. Почему он прятал их? Сам ездил, а ее с собой не брал. И детей не привозил. Конечно, жилье у них небольшое, ночевать ребята здесь не смогут, но хотя бы днем погулять в парке.
«Ведь дети должны знать друг друга» – думалось Тоне. Телефон молчал, угрюмо чернея на подоконнике. Где его носит? Уныло темнел другой берег, ветер завывал за окном, распыляя снежную крупу над городом. Тоня обернулась. На стене вырисовывалась ее одинокая тень. Тишина начала тяготить, оседая взбаламученным песком на дне сердца. Есть ли это дно? Тоня добилась всего, что хотела: есть муж, есть дом, будет ребенок – но радости от этого она не испытывала. Какой ценой?
Тоня закрыла глаза и помотала головой в попытке разогнать ненужные мысли.