Федералист

Но возникает другое – с начала XVII и вплоть до середины XIX века “сепаратизм был типично американским феноменом”. Вот тут, рассуждает Д. Бурстин, “американский опыт показал, что опасения Монтескье и других политических мыслителей имели кое-какие основания. Для выживания единой обширной республики она должна была обуздать сепаратистские тенденции. Как ни парадоксально, это дало создание новой Американской Империи, по выражению Джефферсона, “Империи Свободы”, политическое устройство которой было очень сходным с тем, против которого боролись и от которого ушли американские колонисты. Первый, колониальный опыт (до Войны за независимость) сделал американскую нацию необходимой, второй (между независимостью и Гражданской войной) – сделает ее возможной”. В английском оригинале для обозначения понятия “сепаратизм” Д. Бурстин использовал синоним “сецессия”. По причинам более чем понятным. Это слово, овеянное пороховым дымом Гражданской войны в США, куда больше скажет сердцу американца, чем отдающий канцелярией юриста или дипломата “сепаратизм”. [c.587]

К тексту

Федералист № 83

Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 535–550.

Мая 28, 1788 г.

Возражение против плана конвента, наиболее распространенное в нашем штате и, вероятно, в ряде других, касается того,

что нет конституционного положения о суде присяжных по гражданским делам. Хитрая форма, в которой обычно выдвигается это возражение, постоянно упоминалась и разоблачалась, но продолжает использоваться во всех беседах и писаниях противников плана. Само молчание конституции по поводу гражданских дел изображается как уничтожение суда присяжных. Заявления, которым оно дало повод, хитроумно рассчитаны на то, чтобы распространить извращенное представление, будто мнимое полное и всеобщее уничтожение распространяется не только на все категории гражданских дел, но и на уголовные дела. Доказывать последнее – столь же праздное и бесполезное занятие, как попытка привести серьезное доказательство существования материи или доказывать любую из тех теорем, которые убеждают своей логикой, когда она изложена доступным языком.

Что касается гражданских дел, то были пущены в ход тонкости, почти не заслуживающие опровержения, чтобы создать впечатление, будто непредусмотренное полностью уничтожается. Любой думающий человек немедленно усмотрит громадное различие между умолчанием

и уничтожением. Но поскольку изобретатели этого ложного положения попытались поддерживать некоторыми юридическими принципами свое толкование, при этом извратив их истинное значение, небесполезно исследовать их позицию.

Принципы, на которые они опираются, такого характера: “выяснение частностей означает исключение общего” или “выражение одного исключает другое”. Отсюда, заявляют они, поскольку конституция ввела суд присяжных по уголовным делам и умалчивает в отношении гражданских, это умолчание означает [c.535] подразумеваемое запрещение суда присяжных в последнем случае.

Правила юридического толкования являются правилами здравого смысла, используемые судами, применяющими законы. Истинной проверкой справедливого применения этих толкований является, следовательно, их соответствие источнику, откуда они исходят. Если дело обстоит так, тогда я спрошу, согласуется ли с благоразумием или здравым смыслом мнение о том, что положение, обязывающее законодательную власть передавать процессы по уголовным делам на суд присяжных, тем самым лишает ее права уполномочивать или разрешать такой суд в других случаях? Разве естественно предположение, что указание делать одно запрещает другое, на что было раньше полномочие и что не противоречит указанию делать? Если такое предположение неестественно и неблагоразумно, глупо утверждать, что воспрещение суда присяжных в определенных случаях является воспрещением его в других.

Право устраивать суды является правом предписывать способ судопроизводства, и, следовательно, если в конституции ничего не сказано о суде присяжных, законодательная власть вольна либо ввести этот институт, либо не касаться его. Свобода действия в отношении уголовных дел ограничивается ясным воспрещением суда присяжных во всех таких делах, но в отношении гражданских дел, конечно, сохранена полная свобода, ибо конституция полностью умалчивает об этом. Конкретизация обязанности разбирать все уголовные дела установленным порядком еще исключает обязанность или необходимость прибегать к тому же порядку по гражданским делам, однако не уменьшит права законодательной власти использовать этот же порядок, если сочтет уместным. Заявление о том, что национальная законодательная власть не будет вполне свободна передавать все гражданские дела федеральной подсудности на суд присяжных, не имеет решительно никаких разумных оснований.