Федеральный наемник

— Ты выспалась? — спросил я.

— Да, я давно не сплю. Ты храпел, как медведь, — рассмеялась она. — Если медведи храпят.

— Прости, я не хотел. Зато по храпу можно сразу определить, что этот человек жив, — в тон ответил я.

— Не беспокойся, мой муж храпел еще сильней. Сначала меня это сильно раздражало, а потом я научилась засыпать под его храп, как под колыбельную мелодию. Я не спала по другой причине.

— По какой же?

— Меня беспокоит Шамсудин. Я не могу отделаться от ощущения, что он что-то замышляет.

— Не исключено. Остается одно — быть все время на чеку. Но не думаю, что он так уж опасен, как пытается казаться. Он знает: если с нами что-то случится, ему не поздоровится. Как-никак мы под высоким покровительством самого эмира бен Сулеймана Аджоева. Я уже убедился, что его приказы выполняются тут беспрекословно.

— Здесь что-то душновато, пойдем на воздух, — предложила Ванда. Я не возражал.

Мы вышли, если можно так выразиться, на улицу. Уже стемнело, на небо высыпали кристаллы звезды. Здесь в горах они казались особенно яркими и чистыми, словно отборные алмазы. Мы сели на два рядом стоящих валуна.

— Странно все это. Никогда не могла себе представить, что окажусь в каком-то поднебесном лагере, среди боевиков. Порой кажется, что я сижу в кинозале и смотрю фильм. Ты подтверждаешь, что всего этого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

— Ты права, это не может быть никогда, но это происходит на самом деле. И это покруче, чем в самых крутых фильмах.

— Только иногда бывает очень страшно. Вот как сегодня на той площадке, когда вы едва не схватились друг с другом. Я не знала, что делать в тот момент: то ли вас разнимать, то ли самой спасаться.

— Да, ситуация была опасной. Один из нас мог бы быть уже мертвым.

Ванда зябко передернула плечами.

— Холодно? — спросил я.

— Да. И от жизни, и от погоды.

Я снял свою куртку и укрыл ею женские плечи. Она благодарно посмотрела на меня.

— Знаешь, — вдруг задумчиво произнесла Ванда, — мне всегда все удавалось. Я даже не могла понять, почему так везет. Я не прикладывала к этому никаких особых усилий.

— И что же тебе удалось?

— А все. На первом курсе института у меня совершенно нежданно-негадано открылся поэтический дар, из меня хлынули стихи, как из прохудившей трубы. И как ни странно, мне удалось издать целых три поэтических сборника. Люди добиваются этой цели всю жизнь, а я пошла в издательство — и мои вирши приняли.

— Расскажи, как это у тебя происходил этот процесс. Вот я никогда не хотел писать стихи.

— Я безумно влюбилась в человека, который умер задолго до моего появления на свет. Я без конца повторяла его имя, читала его стихи. Мужчина, который стал первым моим возлюбленным, был французский поэт Артюр Рембо. Я часами плакала над его биографией, особенно над теми страницами, где описывалось, как он потерял ногу и как он умирал в марсельском госпитале. Хочешь я прочитаю его строки.

— Да, — сказал я, заинтригованный.

— «В то время как я плыл вниз по речным потокам

Остались навсегда мои матросы там,

Где краснокожие напали ненароком

И пригвозили их к раскрашенным столбам.

Мне дело не было до прочих экипажей

С английским хлопком их, с фламандским их зерном.

О криках и зерне не вспоминая даже,

Я плыл, куда хотел, течением влеком»

Ванда вдруг замолчала.

— «Течением влеком», — задумчиво произнесла она. — Мы тоже, как эти самые матросы, влекомы течением. И тоже не представляем, куда оно нас несет. Нет, больше что-то не хочется читать. Прежнее время для этих стихов уже ушло, а новое для них еще не наступило.

— А что тебе еще удалось? — поинтересовался я.

— Я же сказала все. Спортом занималась, дзюдо. На чемпионате республики заняла второе место. Потом повстречалась с Анатолием, сперва он в меня влюбился, потом — я в него. Квартиру быстро получили, хотя другие ждали ее десятилетиями. И все было замечательно, пока не начался весь этот кошмар. Ну зачем, кто это все придумал? Разрушить целый город, уничтожить столько людей. Тысяча лет буду жить, а так и не пойму, кому это понадобилось.

— Люди охвачены демоном разрушения. Я убедился, какая бездна жестокости таится в каждом из нас. И если она вылезает из-под контроля, овладевает человеком, он становится хуже зверя. Его надо непременно убить. Иначе он будет пить кровь, но никогда не напьется. Наоборот, чем больше он это делает, тем сильнее жажда. Я видел все это своими глазами.

— Да, ты, наверное, прав. — Ванда вновь зябко передернула плечами.

И в самом деле с каждой минутой становилось прохладнее, с высоких гор спускался зародившийся в космических глубинах холод и окунал нас в свои потоки. Но он мне помог сделать то, о чем я давно мечтал.

Я обнял Ванду за плечи, и она доверчиво прижалась ко мне. Наши губы встретились, и долго оставались соединенными. Мои руки сами собой сжали ее грудь. Кровь застучала у меня в висках, как барабан перед строем на плацу.

Внезапно она резко отодвинулась.

— Что случилось? — спросил я.

— Извини, я не могу. Только что погиб муж, а я уже… Нет, может быть потом… Не знаю. Лучше будет если мы вернемся в землянку.