Здоровому ребенку не надо проходить медосмотры, если у родителей нет жалоб, а у педиатра нет серьезных подозрений. В развитых странах специалисты — это врачи, занимающиеся болезнями своей системы, а не диспансеризацией здоровых детей. Такая наша практика приносит стресс ребенку и подвергает его ненужным манипуляциям, которые имеют риск ложноположительных результатов и случайных находок, ведущих к еще большему количеству ненужных манипуляций, вплоть до операций. Кроме того, визит в поликлинику — это риск контакта с инфекцией и стресс для родителей, особенно если что-то «найдут». Со стороны здравоохранения такая практика резко увеличивает расходы и нагрузку на врачей и понижает компетентность специалистов и педиатров (ведь у них нет необходимости отвечать за огромный пласт медицинских проблем, которые они адресуют коллегам).
Подобные ситуации есть и во взрослой медицине, но я пишу только о том, что хорошо знаю.
Все эти ситуации объединяет не только нерациональность принятых решений, но и безразличие к потребностям пациентов и их родителей. Как будто докторам даже в голову не приходит, что можно по-другому. Не класть в стационар, не лишать вакцинальной защиты, не подвергать риску антибиотикоустойчивой инфекции в будущем.
Почему же эти ситуации в условиях нашей медицинской системы неизживаемы?
Считается, что во врачи часто идут по внутреннему побуждению помогать людям. Сам смысл профессии заключается в том, чтобы помогать людям, уменьшать боль, убирать неприятные симптомы, спасать жизни, в конце концов. Кажется, должен существовать уже изначальный отбор каких-то хороших и добрых людей, которые ставят перед собой такие цели.
Однако система деформирует людей, и со временем это прекрасное побуждение исчезает. Поведение врачей часто вызывает как минимум недоумение: если ты так не любишь людей, зачем ты врач? Каждый из нас с таким сталкивался. Два года назад я переводил статью про моральную травму и выгорание[32], характерные для опытных врачей. В ней происходящие с врачами изменения психики объяснялись постоянной моральной травмой, которая возникает от осознания того, что врач не может помочь больному не потому, что у него нет для этого средств, а потому что ему не дает устройство медицинской системы, в которой экономические стимулы могут быть важнее этических.
Но решения, необъяснимые с точки зрения гуманизма или качественной медицинской помощи, часто принимают даже молодые врачи. Почему это происходит? Я уверен, что в медицине не может быть столько психопатов и безразличных к чужим проблемам людей. Проблема лежит в области
Ответственность подразумевает, что врач должен нести ношу последствий своих решений. Это требует воли и стойкости, которые, в свою очередь, должны подкрепляться внутренним ресурсом. Но, к сожалению, в нашем медицинском образовании никто не занимается личностным развитием врача: психологической устойчивостью, способностью принимать решения, даже риторике и аргументации никто не учит. Зато с института врача стращают фразами типа «история болезни пишется для прокурора», а также по-советски эффективно иссекают желание проявлять инициативу, даже аргументированную, если она идет вразрез с методичкой кафедры.
Совершенно естественным позывом для врача, и так вынужденного постоянно принимать решения, является осознанное или неосознанное желание минимизировать ответственность. Основной мотивацией врача в системе становится не помощь пациенту, а избежание как моральной, так и очень даже материальной ноши. Попросту говоря, врач стремится принимать те решения, которые легитимны в системе и при этом снижают риск получить по шапке. И ведь сложно его в этом винить!
Вот простое объяснение тем решениям, которые описаны выше.
Если врач назначает антибиотики при ОРВИ, нет механизма, позволяющего его в этом уличить и тем более за это наказать. Врач всегда может слегка усилить симптомы в описании или сказать, что необходимость в антибиотике подсказало его клиническое чутье (и иногда это так и есть, не зря опыт — одно из важнейших качеств врача). Но главное — даже проверять никто не будет.