Федина беда

— Сегодня придет к тебе последний житель нашей деревни дед Тимофей, — приглушенным голосом сказала старуха. — Собирается он тебя лечить снадобьем… Ох уж это снадобье! Для него это дело доходное: полечатся люди, попьют несусветного зелья, действует оно постепенно, не подкопаешься, и уходят в другой мир, и ему кое-что перепадает… Так он не одну душу загубил. А дом рубленый за пятнадцать тыщ поставил…

«Да откуда же я знаю старуху эту», — пробовал вспомнить Валька, но вспомнить не мог.

— А ты, сынок мой, будь похитрее его… — продолжала старуха. — Возьми да сразу и напиши Тимофею завещание на свой домик и скажи хитрому лешаку: снадобье мне ни к чему, потому как жить ты больше не хочешь, а вот самогоном пусть он тебя уважит да баню жаркую пусть истопит — грехи перед смертью отмыть…

Старуха поднялась.

— Все запомнил, что я сказала? — со вздохом спросила она и нехотя, словно желая сказать еще что-то, скрылась в дверях.

— Вот чертовщина-то! — обожгло Вальку. — Ведь я знаю, что нету ее, нету! А похожа! И пальтишко — ее!

Когда Валька очнулся, метель уже успокоилась. Он глянул в окно и опять удивился безлюдью и жуткому безмолвию когда-то многолюдной деревни, насчитывавшей более сорока дворов. Яркие солнечные лучи поползли по стенам просторной избы, и горница показалась наполненной мутной водой.

«Это от пыли», — решил Валька. Он с трудом поднялся, глянул в окно. Со стороны соседской избы, прямо к его калитке, тянулись следы соседа Тимофея Шустрого. Так его прозвали за то, что любое дело, за которое он брался, всегда оборачивалось только в его пользу.

В передней горенке сначала послышался кашель, потом старческий шепот.

— Господи, внемли молитвам раба божьего…

— Тимофей? — тихо спросил Валька. — Ты чего там делаешь?

Из передней вышел седой старый человек, роста маленького, внешности непримечательной.

— Здорово, Валентин! В щель твою туды… — с ухмылкой проговорил он, подходя к старинной деревянной кровати. — Крепкий у вас род, сохатиный… Очнулся, значит?! Видать, не судьба… Ну, теперь мы тебя вылечим!

Вальке не по себе стало от этих слов.

«Может, это и не сон был», — с тревогой подумал он.

— Ты по делу в деревню пожаловал али как? — строго спросил старик.

— Отдохнуть надо от города да на могилу матушки сходить.

— Так, так… А на вид — нездоровый… Ладно. Лечить тебя буду, — торжественно объявил старик. — Как следует, самым проверенным снадобьем!..

«Удивительно, — подумал Валька. — Дед ведет себя точно по предсказаниям матушки. А говорят, вещих снов не бывает!»

— А ну-ка, парень, сбрось-ка одеяло да на живот ляг, — скомандовал Тимофей.

Валька повиновался.

— Та-ак! Внутри будто медведь храпит… Щас я лекарство принесу…

На глазах Вальки навернулись слезы: он и сам не понял от чего: то ли от беспомощности своей перед болезнью, то ли от воспоминаний об умерших родичах.

— Ты чего разнюнился?

— Я здесь не хочу оставаться, — почти шепотом ответил Валька, — и туда идти страшно…

— Ишь ты, забрало, видно… Да не дадим мы тебя просто так спровадить, никак не дадим, — улыбнулся Тимофей, шаря глазами по избе. — Домик у тебя хороший… пятистенный, печка добрая… живи пока… Я тебе угождать буду… Снадобьем на ноги поставлю, а там и девки к тебе дролиться приедут. Дородные… Хошь, из райцентру, хошь, из Крутолесья! Здесь-то уж их не раздобудешь… Хи-хи…

— Из Крутолесья?! — вскричал Ванька. — Не до дроленья! Тошно мне! Принес бы лучше бутылочку самогона…

— Вот заладил, — с досадой пробурчал Тимофей. — Тошно, тошно! А дом-то на кого оставишь? Он ведь у тебя сосновый просмолок, веки вечные простоит.

— На тебя оставлю, Тимофей Гаврилович, на тебя, дедушка! — почти выкрикнул Валька, да так громко, что дед перекрестился. — Давай бумагу скорей, сейчас завещание нацарапаю! Неси ручку! Закружится голова — поздно будет…

Старик оторопел.

— Ох-хо-хо… Ты что, и впрямь отходишь?!

Тимофея из горницы словно ветром сдуло, он даже полушубок не запахнул, несмотря на ветер и колкий снег.

— Про бутылку не забудь! — крикнул вслед Валька, а про себя подумал: «Да ведь для такой мерзости и слов-то не подберешь… Людоед в законе! Нет, нет! Кровосос! Дверь-то на мороз так и не закрыл!»

Тимофей воротился в горницу так же тихо: Валька даже не слышал шагов, а когда открыл глаза, то увидел близко склонившееся лицо, крысиные глазки.

— Вот, Валюша, два листка бумаги принес да авторучку до отказа заправил, — зашептал Тимофей.

— Зачем два листка? Мне одного хватит.

— Так ведь дом-то у тебя, ого-го! Тут утвари — от четырех поколений, одни кресла разные чего стоят… Или кресла-то не мне отпишешь?

— Тебе, все тебе, дедушка… — еле слышно выдавил Валька и опять закрыл глаза.

— Ох, Валюша, совсем ты плох, — засуетился Тимофей. — А я-то, старый дурак, снадобье-то взял, а про самогонку забыл! Да ты не серчай на дедушку Тимофея… Хи-хи… Я щас сбегаю…

С самогоном старик вернулся быстро.