Федина история

Все трое по рождению были сибиряки. И очутились в этом краю, в селении, прилипшем к южной столице, уже четырнадцатилетними. Было такое время — словно птицы небесные поднимались сибиряки-чалдоны с родных насиженных мест и отправлялись в сторону южную. Бог знает почему. Но ходили тогда меж людьми разговоры: вот уехали такие-то, пишут — нарадоваться не можем, тепло, зимней одежды не надо, яблоки, персики разные прямо на улице растут, обеспечение с нашим не равнять, легкая, короче, жизнь. Ну, слово «персик» только ухо сибиряку ласкать могло, да и сладкое южное яблоко видели в ту пору лишь на базаре, где какой-нибудь черный, заросший щетиной человек ломил за него большую цену. А тут — на улице растут! С хлебушком тогда было туговато в Сибири, и уезжали люди, а среди них Витькины, Славкины, Сергеевы родители.

— А помнишь, как мы с тобой на Иссык-Куль сорвались? — оживился воспоминаниями Витька.

— Еще бы, такое вовек не забудешь! — откликнулся Сергей.

После восьмого класса собрались друзья поехать на Иссык-Куль дикарями. А кто одних отпустит? Бывать там не бывали, первое лето всего южанами встречали. Сказали родителям: едем с секцией на сборы — все трое занимались спортом. Дело осталось за деньгами — куда без них? Подрядились делать саманы, но хозяин обманул, заплатил лишь половину обещанного. Взяли тогда они по мешочку, в своих садах насобирали яблок, груш, огурцов — всего, что под руку попалось, в чужих дополнили и оттащили на базар. Сами торговать постеснялись, сдали по дешевке какой-то старухе. В последний момент Славка ехать раздумал: пай свой, заработанный на саманах, забрал, а доход с торговли пожертвовал друзьям. Витька с Сергеем поехали вдвоем.

— А хорошо было, скажи! — улыбаясь, говорил Виктор. — Палатку поставили на бугорке, сами вообще… Уйдем, ходим по берегу, балдеем!

— Ночью замерзнем, проснемся — и снова вдоль этого берега. Надо же было теплой одежды не взять! — постучал себя по лбу Сергей. — А на пароходе, помнишь, как босиком плясали на палубе, два дурака?

— Ха-ха. Повыступали… А это… Ха-ха, у вас дома как-то, помнишь? Я на плите сижу, ты на столе — и песни горланим, орем вообще… Благим матом, кто кого перекричит! А потом мать твоя заходит, ха-ха… Я уж стояла, говорит, стояла, ждала-ждала, а потом думаю, заходить как-то надо…

И пошло: «Помнишь…», «помнишь…»

Славка встревал редко и без должного азарта, без накала, да и слушал вполуха. Он глядел на Сергея — вид у друга какой-то мальчишеский, и все говорит чего-то, говорит, и все у него легко и запросто. Всегда такой был: беззаботный, везучий…

— Да, было времечко веселое! Даже не упомнишь, чтобы из-за чего-нибудь огорчался, — говорил упоенно Сергей. — Юность! Чувствуешь себя взрослым, сильным! И удивляешься этому, радуешься! Хочется побыстрее попробовать свою силу, проверить, убедиться, что взрослый! И каждый миг без продыха, без скуки — хватаешь ее, хапаешь, жизнь-то! Представить невозможно, будто что-то впереди может быть не так, кажется, все удастся! И всего так много, время летит незаметно, а дни почему-то длинные… А потом, через какие-то пять-семь лет, дни укорачиваются, хоть и такие бывают, когда конца не дождешься… И все чего-то не хватает, и все чего-то не так… А вместо жажды жизни тоска какая-то. По этой самой жизни тоска. — Сергей и вправду затосковал, даже скривился.

— Что поделаешь, Серега, жизнь идет, — подбодрил его Славка.

— Мудрец ты! — весело сказал Сергей и толкнул друга в плечо.

Славка ответил, приложил покрепче. Потолкались. Подключился и Витька. Посмеялись. Так и дошли до магазина. Купили бутылку. Пивной павильончик был неподалеку. Отстояли небольшую очередь, наполнили бидончик, Витька почему-то отказался, а Славка и Сергей взяли себе по кружечке — жажду утолить.

— Здорово, чуваки! — как-то насмешливо бросил, проходя мимо, высокий, с выгоревшим чубиком мужик.

Сергей, хоть и не знал его, вместе с друзьями тоже кивнул в ответ и засмотрелся на мужика: больно уж белозубо, вальяжно играла улыбка на его загоревшем, просто закопченном русском лице, и голубые выцветшие глаза мерцали небесными ямами. А походка широкая, разболтанная, чуть пренебрежительная. Мужик подсел к компании, расположившейся на горбатом бережку арыка, живо включился в разговор, и все улыбался, посмеивался, морща нос, поглядывал лукаво и не торопясь отхлебывал пиво из кружки.

Друзья допили пиво, направились к Славке.

В проеме между палисадниками, у синих аккуратных ворот, какой-то ссохшийся, с провалившейся грудью мужчина старательно протирал машину. Не тер — будто втирал что-то, полировал.

— И зачем она ему? — с досадой усмехнулся Славка.

— Полжизни копил, остаток вот так вот протрет и сыграет в ящик, — подхватил шутливо Сергей. — И вся жизнь.

— Разве долго ее протереть? Пятнадцать минут — и готово. При чем тут вся жизнь? — недоуменно заметил Славка.