Федина история

— Ну вот смотри, смотри, — подхватил друга Славка. — У меня начальник, у него есть дача. Строили ее рабочие в свое рабочее время. Я вот думаю своей головой: ему же лучше, чем капиталисту: тот из своего кармана платит тем, кто работает на него, а этот — из государственного!

— Ты хочешь жить — умей вертеться. Я тебе этих случаев могу рассказать вообще… Уши обвиснут. Всяких повидал. Не ради какого-то там будущего надо жить, — расходился Виктор, но не горячился, просто открывшуюся ему в последние годы правду на жизнь высказывал, — надо, чтоб сейчас все было, все удовольствия. Сейчас, сегодня, а потом… вообще, может, ничего не будет. Вот спортом занимался. Все отдавал, думал, это главное в жизни. Перспектива, сам знаешь, какая была — самый молодой мастер в республике. Теперь все те, кого я раньше, как хотел, делал — международники. А теперь гляжу — зачем это надо? Тренировки, тренировки — это же от всей жизни отказаться. И здоровье свое испортишь: большой спорт — не физкультура. Это нервы, перенапряжение. Жить надо, наслаждаться.

— Может, так, — задумчиво сказал Сергей. — Одно могу сказать: ощущение, что человек живет, наслаждается, как ты говоришь, жизнью, всеми порами дышит… появляется, когда видишь человека, как бы это выразиться… отдающего.

— Какого такого отдающего? Который в ресторане деньги отдает, тот, конечно, счастлив, раз они у него есть, — засмеялся своей шутке Витька, — или ты про покорителей, про творцов каких-нибудь? Ну, пусть там у них все дышит, только толку-то… Все равно все они бормотушники. Посмотрел вон на артистов всяких, поэтов, художников, известных даже — раньше думал, хоть эти-то живут — бормотушники одни! Нравится им бормотушниками быть, пусть так живут, каждому свое.

Сергей сидел будто оглушенный, смотрел на Виктора.

— Такая людская категория, да? Это что, профессиональный термин, что ли?

Сергей не верил глазам своим — и это говорит Виктор. Ведь «бормотушники» в его устах не просто шутливое словцо, это обозначение разряда людей — не деловых, простых, трудовых. И как это вышло, что Витька — веселый, бесшабашный в прошлом парень — стал презирать этих людей, а с ними и себя, потому как их кровь в его жилах течет. И откуда это в сибиряке, сроду за достоинство почитавшем труд, силу, честность, душевность, прямоту?! Отчего так: ужал себя человек, закрыл душу и доволен, считает, глаза на жизнь открылись? Ладно, Витька — за стойкой бара могло накопиться больше уважения к тем, кто пьет коньяк, от них больше перепадает. Но почему Славка, далекий от торговли, одобряет эту лакейскую психологию?!

— Богато жить, это еще не значит хорошо жить, — медленно заговорил Сергей. — И знаешь ли, если для человека все жизненные удовольствия — пить коньяк с женщинами, вкусно жрать, обзаводиться вещами — меня сомнение берет: все ли в порядке с этим человеком? Конечно, наше время, может быть, впервые в таком масштабе хлебнуло благосостояния… и маленько от этой сладости захмелело. Похмелье будет, но пока по этому поводу наблюдается какой-то свих. Проехалось оно, благосостояние, по людским душам. Гоняемся за всей этой мишурой, не замечаем, как себя губим…

Во время разговора подошла Вера, Славкина жена. Потихонечку, стараясь не мешать, подсела к мужу, внимательно выслушала Сергея и, согласно кивая головой, сказала с милой улыбкой:

— Правильно ты, Сережа, говоришь: жить нынче можно, были бы денежки.

Витька почти вывалился из-за стола, корчился, давился смехом, повторял:

— Правильно, Верка! Молодец! Вот выдала!..

Лег спиной на скамейку, задрал и подрыгал правой ногой.

Славка как на грех не расслышал, растерянно улыбаясь, попросил жену повторить. Та повторила. Получилось не смешно. Однако Славка все равно захихикал, прилег и тоже подрыгал правой ногой. Смеялся и Сергей, не так задорно, как Витька, но смеялся. Вера замахала на друзей руками — ну, мол, дураки, и убежала. Взбодренные, легкие, решили друзья — пора еще по одной. Но Виктор отказался:

— Мне хватит, я не буду.

Разговор сразу как-то сник, налегли на еду, пиво. Вскоре Виктор засобирался — надо было по какому-то неотложному делу. Поднялся — среднего роста, ширококостный, с крепкими мускулистыми руками — попрощались, договорились встретиться на следующий день за шашлычком. Сергей и Славка остались вдвоем. Посидели, помолчали.

— Раскритиковал ты нас с Павловым, обыватели прямо мы и мещане, — заговорил Славка. — Но ты не думай, знаешь, как в песне поется: «Мы тоже люди, мы тоже любим…» Сам-то как живешь? Тебя послушать — в небесах летаешь!

— Да нет, я ничего… — улыбнулся Сергей. — А живу… ну, говорил уже, инженер-дорожник, зарплата нормальная. А если уж по душе говорить, то как-то… жить будто только начинаю… Бултыхаюсь все в жизни-то, то туда несет, то сюда… А жизнь, как ты говоришь, идет…

— Идет, Серега.