Федор Чижов

Идея, высказанная в статье Кошелева, полностью отвечала убеждениям и самого Чижова. С помощью предложенных мер он собирался добиться не только покровительства отечественной промышленности, но и создать прецедент участия русской буржуазии в управлении хозяйственной и политической жизнью страны. Вскоре, к немалому удовольствию Федора Васильевича, всем сомневающимся в способности русской буржуазии организоваться и занять активную позицию представился случай убедиться, сколь горячо «купечество наше принимает всякий вопрос, прямо относящийся к делу, как оно умеет вести обсуждение общественных вопросов»^[394].

Летом 1864 года на рассмотрение русского правительства поступила записка о заключении торгово-таможенного договора между Германским таможенным союзом и Россией. Она была составлена постоянным Германским коммерческим съездом на основании пожеланий большей части прусского купечества относительно необходимости дальнейшего понижения таможенных пошлин; причем России в торговле с Германией отводилась роль аграрно-сырьевого придатка, рынка для сбыта продукции немецких промышленных предприятий.

Записка с самого начала была негативно воспринята в кругах высшей царской администрации, в частности директором Департамента внешней торговли князем Д. А. Оболенским, симпатизировавшим протекционистам. Но так как документ исходил из немецкой торгово-промышленной среды, то было решено, что обстоятельный ответ на нее дадут сами русские предприниматели. С этой целью Департамент внешней торговли разослал сокращенный перевод записки ряду биржевых комитетов страны, предлагая рассмотреть ее с точки зрения купечества. Такое, по словам Чижова, «довольно редкое внимание» весьма польстило самолюбию русских торговцев и промышленников, и они решили воспользоваться запиской Германского коммерческого съезда как поводом для развернутого обоснования необходимости скорейшего восстановления норм таможенных пошлин, существовавших до 1857 года^[395].

Роль лидера в этом вопросе взял на себя Московский биржевой комитет. Его члены пригласили на одно из своих ближайших заседаний представителей «московского торгового люда» и обсудили с ними тактику ближайших действий. В итоге Биржевой комитет постановил созвать съезд русского купечества для более полного и компетентного рассмотрения вопросов, касающихся внешней торговли.

Первый купеческий съезд собрался в Москве 14 января 1865 года и стал явлением поистине беспрецедентным. На нем присутствовали 266 московских и иногородних фабрикантов и торговцев^[396]. Характеризуя в обозрении «Ход нашей экономической жизни» работу съезда, Чижов с удовлетворением отмечал: «По началу можно надеяться, что обсуждение торговых и промышленных вопросов пойдет цельно и обстоятельно. Очень хотели бы мы, чтобы здесь купечество показало себя сословием, хорошо знающим свое дело, умеющим сосредоточить все свое внимание на нем одном и прямо, практически идти к заданной… цели»^[397].

Для руководства купеческими съездами, которые отныне предполагалось созывать регулярно, была избрана постоянная депутация из двадцати человек. В ее состав вошли, наряду с предпринимателями, Чижов и Бабст. Помимо решения организационных вопросов, депутация должна была ответить на записку прусских промышленников, «основываясь на положительных данных и никак не впадая во враждебность взглядов»^[398].

Пока шла работа над составлением обстоятельного и аргументированного ответа, Чижов продолжал публиковать в «Дне» статьи в защиту отечественной промышленности. Их авторами в большинстве своем были сами предприниматели, чье дело несло убытки от иностранной конкуренции. Так, в одном из номеров газеты Чижов поместил «Мнение русского сельского хозяина по поводу германской записки» за подписью Н. П. Шишкова — председателя Лебедянского общества сельского хозяйства, в работе которого принимали участие славянофилы А. И. Кошелев, А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин. В своей статье известный помещик и агроном полемизировал с утверждениями прусских промышленников о том, будто бы таможенным покровительством было допущено «ошибочное увлечение в затрате капиталов на устройство фабрик и заводов» вместо того, чтобы «употребить их на рациональное усовершенствование земледелия и обработку льна и пеньки». «Тут, — доказывал Шишков, — видно явное своекорыстие, и очень понятно, что Германия желает сколько возможно более свозить в Россию своих произведений».

Весь пафос заключительного раздела статьи был направлен на обоснование необходимости сохранения запретительной пошлины на привозной рафинированный сахар. Понизив по просьбе немцев тариф, правительство способствовало бы снижению добычи «туземного сахара» и разорению русских сахарозаводчиков. «Свеклосахарное производство окрепло, укоренилось в России, оно не требует особого… покровительства или опеки; оно просит только оставить его в покое, не стесняя его»^[399].