Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий

Борьба с Гоголем происходит в двух планах, жизненном и литературном. Девушкин-чиновник своей жизнью, любовью, подвигом обличает «клевету на человека» гоголевской школы; Девушкин-литератор полемизирует с писателем Гоголем. Бедного чиновника Достоевский превращает в писателя, отделывающего свои письма и «формирующего свой слог».

Макар Алексеевич читает «Шинель» и принимает все на свой счет. Он глубоко оскорблен этим «пашквилем» и жалуется на него Вареньке: «И для чего же такое писать? И для чего оно нужно?.. Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька; это просто неправдоподобно, потому что и случиться не может, чтобы был такой чиновник. Нет, я буду жаловаться, Варенька, формально жаловаться». Во всех подробностях быта Акакия Акакиевича Девушкин узнает себя; все детали списаны с натуры, и все же «просто неправдоподобно». В этом – приговор «натуральной школе»; все совсем как настоящее, но не живое, не люди, а «мертвые души». Духу Гоголя Достоевский противопоставляет дух Пушкина. Девушкин читает повесть Пушкина «Станционный смотритель» и пишет Вареньке: «В жизнь мою не случалось мне читать таких славных книжек. Читаешь – словно сам написал, точно это, примерно говоря, мое собственное сердце, какое оно уже там ни есть, взял его, людям выворотил изнанкой, да и описал все подробно, – вот как! Нет, это натурально! Вы прочтите-ка; это натурально! Это живет».

И в герое «Шинели», и в герое «Станционного смотрителя» Девушкин узнает самого себя. Но от первого отшатывается в ужасе: это – сходство мертвой маски с живым лицом; к другому радостно влечется: «мое собственное сердце».

Гоголевскую тему о бедном чиновнике Достоевский соединяет с фабулой «Станционного смотрителя». Симеон Вырин, как и Макар Девушкин, добрый и простой человек с горячим сердцем. У одного – страстная привязанность к дочери, у другого – самоотверженная любовь к родственнице-сиротке. И в той и другой повести появляется соблазнитель. Вырин хочет спасти свою Дуню, объясняется с соблазнителем, и его «выталкивают на лестницу». Девушкин отправляется к офицеру, оскорбившему Вареньку, и его тоже «выталкивают». Потеряв Дуню, Вырин спивается и умирает; Девушкин, в своем бессилии помочь Вареньке, предается «дебошу»; он едва ли переживет разлуку с нею. Так и у Пушкина, и у Достоевского строится повесть о трагической любви «горячего сердца». Герои ее не средневековые рыцари романтической новеллы, а скромные, незаметные люди – мелкий чиновник или станционный смотритель. Трагедия переносится во внутренний мир. «Бедные люди» – история душевной жизни героя, его любви, страданий и гибели. Искусству психологической повести Достоевский учился у Пушкина.

Молодой автор производит смелый переворот в литературе. Он соединяет жанр Гоголя с жанром Карамзина. Макар Девушкин из «бессловесного чиновника» превращается в сентиментального любовника. Получается эффектный контраст между невзрачной наружностью героя и его чувствительной душой. Пожилой чиновник в затасканном вицмундире и заплатанных сапогах хранит у себя книжку чувствительных стишков и мечтает стать «сочинителем литературы и пиитой». «Ну, вот, например, положим, – пишет он Вареньке, – что вдруг, ни с того, ни с сего, вышла бы в свет книжка под титулом „Стихотворения Макара Девушкина“! Ну, что бы вы тогда сказали, мой ангельчик?» Сам герой подчеркивает комизм этого контраста: «Ну, что тогда б было, когда бы все узнали, что вот у сочинителя Девушкина сапоги в заплатках? Какая-нибудь там контесса-дюшесса узнала бы, ну что бы она-то, душка, сказала?»

Сентиментальный герой любит цветы, птичек, идиллические картины природы, жизнь безмятежную и мирную. Все его трогает, восхищает, приводит в умиленное состояние. «У нас растворили окошко, – пишет он Вареньке, – солнышко светит, птички чирикают, воздух дышит весенними ароматами, и вся природа оживляется». Он мечтает «довольно приятно» и сравнивает Вареньку «с птичкой небесной, на утеху людям и для украшения природы созданной». Варенька добродушно подшучивает над излишней чувствительностью своего почтенного друга. Пристыженный мечтатель раскаивается в своем порыве: «Досадно, что я Вам написал так фигурно и глупо… Чего ж тут было на Пегасе-то ездить… Не пускаться бы на старости лет с клочком волос в амуры да в экивоки».