Фёдор Евдокимович Самончук герой Моонзунда (СИ)

Бросились тушить горевшую нефть. Огонь очень быстро удалось сбить огнетушителями и матами. Кстати нефть перестала течь, видимо, осколок попал в верхнюю часть бака. Однако оттуда вырвались клубы черного дыма. Не обращаем внимания, так как это, к сожалению, никому и ничему не мешает. Будь ветер несколько посвежее, и несколько иного направления, валивший дым мог даже служить для нас защитой, прикрытием, хотя бы от одной группы противника.

Только мы покончили с этим делом, как снаряд, щелкнув у грот-мачты и очень эффективно разорвавшись, осыпал осколками кормовой плутонг. Стеньга с антенной загремели вниз. Вместе с боцманом поспешил туда, но по дороге чуть было не сыграл за борт. Разлившаяся нефть превратила железную палубу в отличнейший каток, а крен делал ее аттракционом, на котором даже цирковой артист мог сломать себе шею. Нелепый случай, который мог мне дорого обойтись, если бы не штормовой леер, за который я вовремя ухватился. Сильный удар голенью о какой-то железный выступ был возмездием за мою неловкость и непредусмотрительность: пожалуй, имело бы смысл посыпать палубу песком. Эта мера значительно облегчила бы всякие передвижения в бою - переноску раненых, переброску аварийной и спасательных партий и т. п. и исключила бы несколько контузий, полученных командой. Леер леером, а кроме того, и песок.

Выругавшись и встряхнувшись, побежал дальше, чтобы навести порядок в корме. Весь кормовой плутонг замолчал. У орудия ?2 - плутонговый командир мичман Тихомиров вместе с комендорами возится над исправлением аварии. Не помню точно, последним ли снарядом, ударившим в мачту, или снарядом, разорвавшимся под кормовым мостиком, заклинило орудие. Осколком разбило червяк горизонтального наведения и вырвало часть шестеренки. Убедившись в безнадежности положения орудия, отослал всю прислугу к орудиям ?3 и ?4, откуда уже тащили раненых.

Мимо меня провели, бережно поддерживая, наводчика орудия ?3 с оторванной до плеча левой рукой, направляясь на перевязочный пункт в кают-компанию. Кровь лила ручьем, куски мяса и костей нелепо болтались, вылезая из плеча. Скользнул по мне скорбно-недоуменным взглядом, временами издавая стоны.

- Ну, ничего. Держись, брат. Все будет хорошо, - бросил я ему на ходу, а сам подумал: 'Хорошего-то мало'. Боцман, который проскочил вперед, не задерживаясь у орудий ?2, уже наводил порядок на корме. Уложили на носилки и понесли еще двух тяжело раненых. Я застал момент, когда убитых укладывали под мостиком и накрывали чехлами. У орудия ?3 было пусто, нелепо и сиротливо торчало задранное кверху дуло пушки, точно призывая всех в свидетели, что она благородно и до последней минуты выполняла свой долг, пока ее не покинули. Прислуга орудия вся вышла из строя, но сама пушка оказалась в полной исправности. К ней бросились комендоры орудия ?2, и через минуту она уже заработала в паре с носовой, которая продолжала стрелять.

У орудия ?4 все остались живы и невредимы, но осколком повредило сектор вертикального наведения. Малюсенький паршивый осколок, а сколько может в бою причинить неприятностей! У орудия копошились комендоры и два старшины машиниста, которые работали пилой. Однако дело это пришлось им вскоре бросить. Следующим снарядом, неразорвавшимся, свернуло компрессор.

Боцман и трюмный ведерками окатили палубу, смывая кровь и застрявшие у минных рельс куски человеческого мяса. После этого сразу как-то легче на душе. Но ненадолго.

В кают-компании боевые крышки иллюминаторов отдраены, и слабый свет освещает перевязочный пункт. Фельдшер с санитаром, оба изрядно перемазанные в крови, хлопочут возле раненых, которые при каждом орудийном выстреле вздрагивают и стонут. Фельдшер просит убрать раненых на палубу. Здесь невозможно их держать, да и работать трудно. Соглашаюсь. Боцман бросается за людьми. Действительно, расположение перевязочного пункта под грохочущим орудием крайне неудачно. Но это лучшее место на миноносце. Раненые эвакуированы и уложены на верхней палубе у переборки впереди первого торпедного аппарата. Их вид как бы символизирует, что на миру и смерть красна.

Подымаюсь на мостик. По пути узнаю, что разбило радиорубку. Радисты целы, так как были в это время заняты исправлением боевой антенны, находились вне поста. Повезло. Надолго ли?

На мостике все относительно спокойно. Командир без фуражки - ее унесло вместе с частью мостичного парусинового обвеса, срезанного словно ножом, - покуривает папиросу, глядя в бинокль в сторону наших миноносцев. Штурман мичман Блинов, вечно жизнерадостный, с блестящими черными, как сливы, глазами, метнув короткой улыбкой в мою сторону, углубляется в запись моментов боя, держа перед собой записную книжку.