После смерти отца жизнь Достоевского в училище становится мучительнее с каждым днем. Одинокий и мечтательный, оставшийся в 18 лет сиротой, он жестоко страдает от контраста между счастливым детством и новой казенной и равнодушной обстановкой. То, что его волновало и интересовало, не находило отклика в Инженерном училище. Он мечтал о творчестве, литературе и свободе; военная карьера его совсем не прельщает. Главное — литература и свобода, служение своему художественному дару, который он уже ощущает в себе. Именно этим объясняются странные на первый взгляд слова Достоевского из письма к брату: «У меня есть прожект сделаться сумасшедшим».
Только притворившись безумным, за оградой мнимого безумия можно остаться свободным и независимым, заниматься первыми литературными опытами, читать Шиллера и Пушкина и совсем не думать о своих прямых обязанностях в Инженерном училище. Когда Достоевского отправили ординарцем к великому князю Михаилу Павловичу, то он забыл отрапортовать слова: «к Вашему Императорскому Величеству». Великий князь заметил: «Посылают же таких дураков».
Достоевский имел полное право воскликнуть об учебе в Инженерном училище: «Ах, брат, ежели бы ты только имел понятие о том, как мы живем… Такое зубрение, что боже упаси, никогда такого не было. Из нас жилы тянут, милый мой». Только в первой половине, например, 1841 года Достоевский должен был сдать: 7 января — фортификацию, 8 — историю, 9 — французский язык, 11—аналитику, 13 — геодезию, 14 — закон божий и начертательную геометрию, 15 — физику, 17 — архитектуру, 18 —ситуацию и русскую словесность. В апреле же начинался годичный экзамен, которым заканчивался четырехгодичный курс обучения в кондукторских классах. Снова сдавались: 22 апреля — аналитика, 26 — геодезия, 29 — начертательная геометрия, 3 мая — фортификация, 7 — артиллерия, 10 — физика, 13 — французский, 16 — русский язык, 21—история, 24 — архитектура, 27 — закон божий, 28 — черчение (фортификация), 31 —черчение (архитектура), 2 июня — черчение (начертательная геометрия) и 3 июня — черчение (ситуация).
При такой загруженности Достоевский не только был среди лучших воспитанников училища, но еще и успевал прочесть все те книги, о которых почти в каждом письме сообщал брату, делясь с ним восторгом от соприкосновения с художественным словом («весь Гофман русский и немецкий», «почти весь Бальзак», Гете, Ж. Санд, Гюго, «вызубрил Шиллера», Шатобриан и др.).
Но в письмах к брату не только восторг от прочитанных книг — в них постоянные жалобы на невозможность найти применение собственным творческим силам: «Как грустна бывает жизнь твоя, когда человек, сознавая в себе силы необъятные, видит, что они истрачены в деятельности ложной и неестественной для природы твоей… в жизни, достойной пигмея, а не великана, — ребенка, а не человека».
Правда, на прощальном вечере у брата Михаила 16 февраля 1841 года, накануне возвращения в Ревель после сдачи им экзамена на чин прапорщика полевых инженеров, Достоевский читает отрывки из своих драм «Мария Стюарт» и «Борис Годунов» (они были навеяны чтением Шиллера и Пушкина), но это не в счет — он быстро понял, что драматургия не его призвание (эти первые литературные опыты не сохранились).
И снова жажда творческой свободы: «О, брат! милый брат! скорее к пристани, скорее на свободу! Свобода и призвание дело великое. Мне снится и грезится оно опять, как не помню когда-то… как-то расширяется душа, чтобы понять великость жизни».
5 августа 1841 года последовал приказ о производстве Достоевского из кондукторов в нижний офицерский чин — полевые инженеры-прапорщики. Это был какой-то проблеск свободы, так как прапорщики-офицеры могли жить уже не в стенах Инженерного замка, а на частной квартире.
Достоевский поселяется на Караванной улице вместе с младшим братом Андреем — но не надолго: они были совершенно разные люди. Утром Достоевский посещал лекции для офицеров, а вечером Александринский театр, великий актер В. В. Самойлов (через тридцать семь лет Достоевский напишет ему письмо, где расскажет о его игре как об одном из самых ярких впечатлений юности), концерты Ференца Листа и певца Д. Рубини, опера М. Глинки «Руслан и Людмила», прогулки по Петербургу, первые пробы пера, мечты и грезы…
Следуют частые смены квартир, причем почти все они в угловых домах, — привычка, сохранившаяся у Достоевского на всю жизнь. В сентябре 1843 года он поселяется на одной квартире с доктором А. Е. Ризенкампфом, хорошо знавшим его брата в Ревеле. Доктор верно уловил в своих воспоминаниях характер Достоевского: поразительно доверчивый и щедрый, неприспособленный к жизни и добрый; через много лет жена писателя Анна Григорьевна Достоевская засвидетельствует, что таким Достоевский оставался до конца дней.
Но даже проживание на частной квартире не дает полной свободы, возможности заняться только литературным трудом, и в письмах к брату снова вечные жалобы на тяготы службы.