Федор Михайлович Достоевский

Достоевский ушел на каторгу революционером и атеистом, а вернулся монархистом и верующим человеком. Реальные противоречия между монархизмом и пореформенной русской действительностью писатель пытается снять через земское представительство и соборность как принцип нравственно-религиозной организации общества. Как показала «Легенда о Великом Инквизиторе» в «Братьях Карамазовых», Достоевский не ставил знака равенства между христианством и государственностью. В этой интерпретации монархизма самим Достоевским сказалась мечта бывшего петрашевца о «золотом веке», о земном рае, о братстве всех людей. Но эту мечту после каторги и ссылки писатель всегда связывает с христианской верой, которая была им так всесторонне выстрадана, что в конце жизни он записывает по поводу последнего романа «Братья Карамазовы»: «И в Европе такой силы атеистических выражений нет и не было, стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла…»

После каторги религиозная тема является центральной в творчестве Достоевского. В 1870 году он писал своему другу, поэту А. Н. Майкову: «Главный вопрос… которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, — существование божие».

Но страшная каторга, ужасы «Мертвого дома» неизбежно обостряли идею бунта и мечту Достоевского о счастье людей. Бунт и мечта писателя питались и русской действительностью после отмены крепостного права.

Все великие романы Достоевского были написаны в пореформенной России. Множество фактов из окружающей жизни воспринимались Достоевским как зловещие признаки жуткой болезни, охватившей все слои общества, после того как «все в России переворотилось».

Вместе с социально-экономической основой старого феодально-крепостнического строя стали быстро разрушаться и все нравственные устои. Рушилось старое патриархальное «благообразие», капитализм принес распад, «беспорядок» (в черновых записях роман Достоевского «Подросток» назван «Беспорядком»), и в первую очередь распад вековых семейных устоев.

Все заразились «бесом национального богатства», тлетворным влиянием капиталистического мира, где «человек может быть самым обыкновенным, деньги дадут ему все, то есть власть и право презрения». «Разложение — главная мысль романа», — формулировал Достоевский свою задачу в одной из ранних записей к «Подростку».

Но Достоевский был, пожалуй, единственным писателем в 60—70-е годы XIX века, кто воспринимал страшную эпоху надвигающегося капитализма как эпоху кризиса христианской культуры, умирания христианской веры. «Я плакал, — признается герой романа «Подросток» Версилов, — за них плакал, плакал по старой идее и, может быть, плакал настоящими слезами». И эту свою личную боль, свои слезы по умирающему христианству Достоевский возводил в степень трагедии всего современного ему человечества, а эту трагедию воспринимал как свою личную боль.

Религиозный кризис в сознании Достоевского ассоциировался с грядущими грандиозными общественными и социальными потрясениями. Но, пройдя эшафот и каторгу, то есть круги человеческого ада, которые Данте и не снились даже, Достоевский всегда верил в то, что «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его». 16 апреля 1864 года, на следующий день после смерти своей первой жены, Достоевский делает поразительное признание: «Высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, — это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье».

Достоевского не поняли при жизни, мучившие его проблемы и вопросы оказались недоступны современникам, а его глобальные пророчества казались плодом болезненного воображения. И в этом смысле Достоевский, действительно, прожил как непонятый и одинокий гений. Он мог бы повторить вслед за Раскольниковым, что «истинно великие люди должны ощущать на свете великую грусть».

Но одиночество гения Достоевский преодолевал в творческом акте. Его биография и художественные произведения составляют единое целое. Он всегда «жил в литературе», без литературы он никогда не мыслил своего существования, художественное творчество было главным смыслом его существования, а само существование мыслилось им всегда как творческий акт. Поэтому подлинная биография Достоевского это и есть духовное единство его жизни и творчества, их взаимное сопряжение. И предлагаемая сейчас вниманию читателей книга — это духовная биография.

Глава первая Детство и юность