Федор Михайлович Достоевский

Известный революционер-народоволец И. И. Попов, учившийся в 1879 году в Петербургском учительском институте, оставил два портрета Достоевского с интервалом в полгода. «…В 1879 году мой брат Павел перевелся из Рождественского училища во Владимирское, лежащее против той же Владимирской церкви, которую посещал Достоевский, — вспоминает И. И. Попов. — Летом, в теплые весенние и осенние дни Достоевский любил сидеть в ограде церкви и смотреть на игры детей. Я иногда заходил в ограду и всегда раскланивался с ним. Сгорбленный, худой, лицо землистого цвета, с впалыми щеками, ввалившимися глазами, с русской бородой и длинными прямыми волосами, среди которых пробивалась довольно сильная седина, Достоевский производил впечатление тяжело больного человека. Пальто бурого цвета сидело на нем мешком; шея была повязана шарфом. Как-то я подсел к нему на скамью. Перед нами играли дети, и какой-то малютка высыпал из деревянного стакана песок на лежавшую на скамье фалду пальто Достоевского.

— Ну что же мне теперь делать? Испек кулич и поставил на мое пальто. Ведь теперь мне и встать нельзя, — обратился Достоевский к малютке…

Достоевский согласился сидеть, а малютка высыпал из разных деревянных стаканчиков, рюмок ему на фалду еще с полдюжины куличей. В это время Достоевский сильно закашлялся, а кашлял он нехорошо, тяжело; потом вынул из кармана цветной платок и выплюнул в него, а не на землю. Полы пальто скатились с лавки, и «куличи» рассыпались. Достоевский продолжал кашлять… Прибежал малютка.

— А где куличи?

— Я их съел, очень вкусные…

Малютка засмеялся и снова побежал за песком, а Достоевский, обращаясь ко мне, сказал:

— Радостный возраст… Злобы не питают, горя не знают… Слезы сменяются смехом…»

Через полгода новая встреча: «…Поздней осенью, когда воздух Петербурга был пропитан туманной сыростью, на Владимирской улице я снова встретил Ф. М. Достоевского вместе с Д. В. Григоровичем. Федор Михайлович приветливо ответил на мой поклон. Контраст между обоими писателями был большой: Григорович, высокий, белый как лунь, с моложавым цветом лица, был одет изящно, ступал твердо, держался прямо и высоко нес свою красивую голову в мягкой шляпе. Достоевский шел сгорбившись, с приподнятым воротником пальто, в круглой суконной шапке; ноги, обутые в высокие галоши, он волочил, тяжело опираясь на зонтик… Я смотрел им вслед. У меня мелькнула мысль, что Григорович переживает Достоевского…»

Такая разительная перемена была связана не только с быстро прогрессирующей болезнью Достоевского, но и с его изнурительной работой над последним романом.

8 ноября 1880 года, отсылая в журнал «Русский вестник» эпилог «Братьев Карамазовых», Достоевский писал редактору журнала Н. А. Любимову: «Ну, вот и кончен роман! Работал его три года, печатал два — знаменательная для меня минута».

Таким образом, по свидетельству самого писателя, начало работы над одним из величайших романов мировой литературы восходит к концу 1877 года. Но три года продолжалась лишь заключительная стадия — художественное воплощение образов и идей. Вынашивал же эти образы и идеи Достоевский всю жизнь. Все пережитое, передуманное и созданное писателем находит свое место в этом сочинении.

Сложный человеческий мир его вбирает в себя многие философские и художественные элементы предшествующих произведений Достоевского: линия старика Покровского из самого первого произведения писателя «Бедные люди» переходит в линию штабс-капитана Снегирева в «Братьях Карамазовых», мотив раздвоения личности (Иван Карамазов и черт) восходит к юношеской повести «Двойник», основная идея «Легенды о Великом Инквизиторе» вырастает из ранней повести «Хозяйка», старцу Зосиме предшествует святитель Тихон в «Бесах», Алеше — князь Мышкин в «Идиоте», Ивану — Раскольников в «Преступлении и наказании», Смердякову — лакей Видоплясов в повести «Село Степанчиково и его обитатели», Грушеньке и Катерине Ивановне — Настасья Филипповна и Аглая в «Идиоте».

28 июля 1879 года, когда роман уже печатался, Достоевский отметил в письме к публицисту В. Ф. Пуцыковичу-«…никогда ни на какое сочинение мое не смотрел я серьезнее, чем на это».

Непосредственным предшественником «Братьев Карамазовых», можно даже сказать — творческой лабораторией, явился «Дневник писателя», в нем Достоевский копил и анализировал факты, наблюдения, размышления и заметки для своего последнего творения. Но только когда замысел «Братьев Карамазовых» уже безраздельно завладевает творческим воображением, он сообщает читателям в октябрьском номере «Дневника писателя» за 1877 год свое решение прекратить издание на год или на два, а в последнем, декабрьском выпуске признается, что хочет заняться одной «художественной работой».