Федор Сологуб

— Как ты думаешь, если упадем из окна — разобьемся насмерть?

Самое страшное здесь — ее «мы». Смерть уже не пугала Чеботаревскую даже применительно к родным ей людям.

— Ну что ты, тетечка, разве что ноги сломаем, — ответила непосредственная Лидочка.

Около пяти часов Сологуб закончил заниматься и вышел из дома вместе с племянницей, чтобы купить жене бром. Пользуясь краткой отлучкой мужа, Анастасия Николаевна смогла ускользнуть из дома. Татьяна Черносвитова вспоминала о Чеботаревской: «Она проводила их до двери, ничем не выражая своего затаенного намерения. С ней осталась домработница Ольга. Через 10 мин. после отхода Ф. К. Ан. Ник. оделась и, сказав Ольге, что идет навстречу Ф. К., вышла из дома. Ольга по глупости [вставлено: „и т. к. болезнь не замечалась ею“] выпустила ее».

Сологуб потом говорил, что Чеботаревская строила серьезные планы: хотела закончить большой труд о французских женщинах XVIII века, мечтала вместе с супругом написать роман из эпохи Екатерины Второй…

Николай Оцуп по чистой случайности первым в литературном Петрограде узнал о гибели Анастасии Николаевны. Зайдя к Сологубу по литературным делам, он спросил о здоровье Чеботаревской.

— Ее нет, — ответил Федор Кузьмич.

Гость не сразу понял, что значили эти слова, решив, что Анастасии Николаевны просто нет дома: на лице Сологуба не было никакого выражения, и он что-то бормотал о какой-то корове. По словам Оцупа, Федор Кузьмич связывал большие надежды с коровой, которую они с женой держали в Костроме. У них там было свое хозяйство, они разводили кур[48]. И теперь Федору Кузьмичу казалось, что вся беда произошла оттого, что не продали вовремя корову. Если бы сбыли ее с рук, выручили бы деньги, смогли бы уехать. «Она не дождалась. Я не уберег. 17 лет душа в душу», — лепетал Сологуб.

Глава тринадцатая ДЕЯТЕЛЬ ИСКУССТВА

У Тебя, милосердного Бога,

Много славы, и света, и сил.
Дай мне жизни земной хоть немного,
Чтоб я новые песни сложил!

Ожидание Чеботаревской. — Новые книги стихов. — Ленинградский Союз писателей. — Юбилей. — Последняя любовь. — Тяга к жизни

Долгое время, больше полугода, нельзя было сказать с точностью, погибла ли Чеботаревская. Тело утопленницы сразу не нашли, хотя, как говорили, Сологуб специально для поисков нанимал водолаза. Вскоре реки покрылись льдом, и работы под водой пришлось остановить. Федор Кузьмич расклеивал объявления о пропаже жены, но они повели по ложному следу: Сологубу сообщили по телефону, что примерно в то же время, когда пропала Анастасия Николаевна, на Литейном была найдена женщина, похожая на нее. 29 сентября эту неизвестную женщину отвели на чью-то частную квартиру. Как стало ясно впоследствии, Чеботаревская в это время уже была мертва.

Сологуб писал в психиатрическую больницу Фореля, не поступала ли к ним больная, похожая на его супругу. Он считал, что Анастасия Николаевна могла не назвать врачам своего имени. Но и там Чеботаревской не было. Знакомые не знали, сочувствовать Федору Кузьмичу или внушать ему надежды. Так, Николай Бердяев только летом 1922 года, возобновив переписку с Сологубом, писал: «Я знал о трагической кончине Анастасии Николаевны. Хотел писать Вам, чтобы выразить Вам свое дружеское сочувствие. Но были разговоры о том, что не всё еще выяснилось».

Говорили, что Чеботаревскую пытались спасти. Какой-то военный помешал ей броситься в воду, отвел незнакомую ему даму в аптеку, но та скрылась и снова кинулась в реку. Прохожие слышали последние слова самоубийцы: «Господи, прости мне».

Эта трагическая и необычайная история гибели была совершенно в духе новелл Сологуба, как и его дальнейшее поведение. Создается ощущение, что с потерей Чеботаревской, своего единственного друга, Федор Кузьмич стал чаще пользоваться маской чудака, мага, почитателя зла. И вопрос о наигранности его поведения стал чаще приходить в голову окружающим. Впрочем, с некоторыми из знакомых он остался прост и добр. Других же умел обескуражить своим поведением.

Иван Попов считал, что мистические настроения помогли писателю пережить утрату: «Федор Кузьмич верит и говорит всем, что жена придет и вернет ему кольцо, которое он надел ей в день свадьбы на палец». Ходили слухи, что Сологуб продолжает во время трапезы ставить на стол прибор для Чеботаревской — на случай, если она внезапно вернется. А между тем Николаю Оцупу поэт говорил, что сразу узнал свою жену по фразе «Господи, прости мне», которую произнесла, стоя на мосту, неизвестная самоубийца.