Федор Волков

По условленным егерским сигналам многие сотни зайцев и лисиц выпускались «на волю». Сторожевая цепь поднимала истошный крик, размахивая ветвями. Собачьи своры рвались с неистовым лаем и воем. Трубили сотни рогов, трещали выстрелы. Ошалевшие зайцы мчались куда глаза глядят, и бесстрашные охотники вволю тешили свою удаль, вплоть до полного уничтожения зверя. «Амазонки» во время этой пальбы обычно сидели на корточках, зажав уши руками, что, однако, не мешало им принимать равное участие в подсчете охотничьих трофеев. А эти трофеи, как не трудно догадаться, иногда бывали весьма богаты.

Медвежья, волчья, кабанья охоты производились с предосторожностями, увеличенными во сто раз. Несмотря на это, случалось, что звери прорывали цепь и уходили в вольные леса, где за ними охотились крестьяне.

Дамы, принимавшие участие в охоте, должны были одеваться по-мужски, в мундиры, напоминавшие егерские, в замшевые лосины и ботфорты со шпорами. Только безобразно толстым кавалерственным дамам разрешалось поверх лосин надевать короткие юбочки на манер шотландских стрелков.

Императрица, довольно полная, была страстной охотницей. Юбочкой она не пользовалась, находя свою фигуру достаточно привлекательной.

При ярко выраженных молодеческих наклонностях императрицы, пожилые придворные дамы обязаны были от нее не отставать. Туго затянутые в узкие мундиры, в лосины, готовые лопнуть от первого же шага, задыхаясь от ожирения и одышки, с трудом передвигая несгибающиеся ревматические ноги, они, стеная и охая, отправлялись на отведенные им номера.

На таких дамских номерах обычно собирались целые личные штабы охотниц: молодцы, заряжавшие ружья, молодцы, стрелявшие, девки с подбодряющими спиртами, солями и уксусами. Эта личная оборона охотницы размещалась кружком, в центре которого помещалась сама охотящаяся персона.

Накануне охоты по крупному зверю большинство охотниц скоропостижно занемогало. Те, которым это не удавалось, заблаговременно служили молебны и составляли завещания.

Во время травли зверей лихие «амазонки» сидели на корточках, под укрытием своего штаба, и твердили молитвы. Почти все они, без исключения, страдали медвежьей болезнью.

Княгиня Шаховская до того перепугалась подбежавшего к ее номеру любимого медилянского пса гетмана, приняв его за леопарда, что приказала стрелять по нему без сожаления.

Кавалерственную даму Бутурлину ее штаб покинул на произвол судьбы, приметив бегущего медведя. С соседнего номера видели, как покинутая охотница уткнулась лицом в лужу и долгое время пребывала в неподвижности. Подбежавший медведь, обнюхав ее, с отвращении убежал прочь, прямо под ружья группы мужчин-охотников. Кавалерственная дама, при помощи какой-то хитрой уловки, себя спасла, но медведя погубила. Веселый гетман, узнав об этом, собственноручно навесил на пышные формы Бутурлиной медаль «за неустрашимость и отвагу».

Волков уже несколько дней безвыездно проживал в Измайлове, занятый множеством хлопот по зрелищному ведомству.

Как-то утром, когда Татьяна Михайловна собиралась в театр на репетицию, у домика Троепольских остановилась незнакомая карета. Из нее выпорхнула разряженная незнакомая дама и громко постучала кольцом калитки.

— Грипочка, милая, — забеспокоилась Татьяна Михайловна, — коли к нам, проведи в гостиную. Я еще не кончила одеваться.

Александр Николаевич вышел в гостиную, куда Грипочка вводила уже Олсуфьеву через другую дверь.

— Имею удовольствие видеть Александра Николаевича Троепольского? — просто спросила Елена Павловна.

— Да, это я. К вашим услугам, сударыня…

— Я так спешила, опасалась вас не застать. А уважаемая Татьяна Михайловна?

— Жена через минуту выйдет.

— Извините за беззастенчивое вторжение и разрешите познакомиться. Моя фамилия — Олсуфьева, Елена Павловна. Я по поручению общего нашего друга Федора Григорьевича Волкова.

Троепольский поклонился и пожал протянутую ему руку.

— Очень рады. Прошу покорнейше садиться.

— Я таким вас себе и представляла, — сказала Олсуфьева, усаживаясь в кресло. — Мы ведь с Федором Григорьевичем много и часто говорим о вас с супругой. Не имевши еще удовольствия видеть ни вас, ни Татьяны Михайловны, я уже составила о вас самое приятное мнение.

— Вы очень добры, сударыня.

— И милую Грипочку я узнала сразу. Какая очаровательная девочка!

— А вот и жена. Таня, будьте знакомы. Сия обаятельная особа — Елена Павловна Олсуфьева, близкий друг Федора Григорьевича.

Сохраняя на лице приветливую улыбку, Олсуфьева приподнялась и сделала несколько шагов навстречу Троепольской.

— Право, дорогая Татьяна Михайловна, я узнала бы вас при первой встрече, — так часто знакомилась я с вами со слов мосье Волкова. Именно такою я вас себе и представляла.

Татьяна Михайловна была несколько бледна. Наружно спокойно она протянула руку Олсуфьевой:

— Прошу вас садиться. Я, пожалуй, также узнала бы вас без рекомендаций. Я очень просила Федора Григорьевича о знакомстве с вами.