Федор Волков

— Живехонек синьор! — обрадовался Иконников. — Давай его подальше от пожара.

Комедианты выбрались, к счастью, на сторону, не охваченную еще пожаром. С противоположной стороны слышался треск горящего дерева, вой пламени, разноголосые крики тысячной толпы, среди которых можно было ясно разобрать только яростные ругательства.

Когда Волковы в начале антракта пробирались через сцену в уборную Татьяны Михайловны, им навстречу попался вышедший оттуда Троепольский.

— Таня вас ждет, — бросил он им на ходу. — Ей не нужно менять костюма, а я должен перегримироваться и переодеться с ног до головы.

Федор Григорьевич постучался в дверь уборной.

— Можно, можно! — донесся звонкий голос Грипочки.

Братья вошли. Грипочка, с распущенными волосами, сидела на стуле перед зеркалом. Татьяна Михайловна проворно и ловко делала ей прическу.

— Я сегодня знаменитая комедиантка, а сестрица — моя камермедхен[83],— шутливо встретила Грипочка гостей.

Троепольская улыбнулась.

— Я свободна до середины следующего акта, а эта кукла пристала, чтобы я сделала ей прическу на античный манер.

Когда прическа была готова, Грипочка накинула на себя пестрый плащ, стала перед зеркалом в картинную позу и начала декламировать какие-то немецкие стихи.

— Она все мои роли наизусть знает, — сказала, смеясь, Троепольская.

— Совершенно верно, мадам. Только значительно тверже. В случае надобности могу оказать вам замену, — дурачилась Грипочка.

— Чего доброго! — рассмеялась Троепольская.

— Ну, нет, немцам мы тебя не отдадим, — заявил Федор Волков. — Весной увезем тебя в Питер. Ровно в две недели сделаем из Грипочки знаменитую актрису Агриппину Михайловну Мусину-Пушкину. Ведь так?

— Конечно, это же вопрос решенный, — важно подтвердила Грипочка. — А немецкий театр хоть бы и сгорел, так я плакать не буду.

— Не болтай глупостей, Агриппина, — недовольно сказала Татьяна Михайловна. — Сними-ка лучше нагар со свечей, здесь и впрямь гарью пахнет.

Грипочка и Федор принялись снимать нагар с сальных свечей. Со сцены доносился какой-то необычайный для театра шум и нервные, озабоченные выкрики.

— Боже, как они шумят! — промолвила Троепольская. — Сегодняшний наш спектакль плохо подготовлен и совсем не клеится.

— Горелым сильно пахнет, но это не от свечей, — заметил Федор, откидывая занавеску, отделявшую переднюю от уборной.

Там запах гари чувствовался сильнее.

Волков распахнул дверь и тотчас же ее захлопнул. Густой клуб дыма ворвался внутрь и в один миг заполнил обе комнатки.

Гриша бросился к брату в переднюю.

— Что случилось?

— Кажется, пожар, — сказал Волков, проходя к женщинам. — Татьяна Михайловна, только не волнуйтесь. На сцене что-то загорелось. Надо бы отсюда выбраться. Но такой дым, что дышать нечем. Необходимо укутаться чем-нибудь и сдерживать дыхание. Гриша, закутай Грипочку… Татьяна Михайловна, не медлите, голубушка, закутывайтесь вот в эти плащи…

Наскоро укутавшись во что попало, все четверо бросились к выходу. Федор отворил дверь. У самого выхода уже пылали декорации.

— Невозможно выйти! — крикнул Гриша. — Через окно!..

Мужчины бросились к окну и скамейкой выбили двойные рамы. Со звоном посыпались разбитые стекла. Ворвавшаяся струя свежего воздуха несколько разогнала дым, зато потушила большую часть свечей. Окно снаружи было забрано крепкими ставнями и заколочено досками крестообразно. Только сверху оставался просвет шириною не более четверти аршина.

— Какая глупость! — кричал Гриша, колотя в ставень чем попало. — Ставни опоясаны железными полосами!

— Мы напрасно тратим силы и время, — сказал Федор. — Надо бежать через сцену, пока есть хоть какая-то возможность…

Он поспешно распахнул дверь, но сейчас же захлопнул ее снова. В дальнем углу сцены бушевало пламя. У самой двери тоже горел какой-то хлам.

— Бежим, не раздумывая! — заволновался Гриша. — Все равно, другого выхода нет.

— Спокойно! — заявил Федор. — Гриша, укутайся сам и заверни хорошенько девочку. Бери ее на руки. Таня… Татьяна Михайловна, зачем вы раскрылись? Закройте голову хорошенько!

— Не надо… я так пробегу, — слабо протестовала Троепольская.

— Это невозможно, дорогая. Накиньте вот это… И еще это…

— Дядя Федя!.. Дядя Федя, где вы?.. Мне трудно дышать!.. — кричала Грипочка из-под груды тряпья.

— Ничего, детка, потерпи! Через несколько секунд будем на улице. Гриша, держи ее крепче. Держись за нас, не отставай!.. Бежим!..

Он схватил Троепольскую за руку и распахнул дверь. Их обдало жаром, как из раскаленной печи. На сцене пылали воздушные костры, — горели подвесные декорации, — и было светло, как никогда.

— Все равно! — крикнул Федор. — Гриша, держись ближе!..

Через пылающий с двух сторон проход он бросился в свободное пространство, увлекая за собою Троепольскую. Гриша, с Грипочкой на руках, последовал за ним.

Откуда-то с противоположной стороны сцены, сквозь вой и треск огня, доносились обезумевшие человеческие голоса.

Федор на миг остановился вне досягаемости огня. Крикнул Троепольской.

— Куда ближе, Таня?